– Томас, это к лучшему. Патрику нужен сильный человек, чтобы организовать хозяйство.
– Я не думаю, что к лучшему, когда Макгоуан заходит в этот дом, как в свой, и указывает тебе и Патрику, что вы должны делать.
– Я не могу это обсуждать. Ты должен поговорить с Патриком.
Но у Томаса не хватило духу поговорить с Патриком – мешала разница в возрасте в шестнадцать лет, – к тому же Томас все еще смотрел на старшего брата словно на идола, как в детстве. Хотя Томасу хватало смелости задавать некоторые вопросы, в то же время смелости у него было маловато, чтобы выслушивать ответы. Поэтому ничего так и не было сказано, а вскоре они с Дэвидом уехали в Лондон, пообещав вернуться к Рождеству.
Но они не вернулись. Придумали какой-то предлог. Особое приглашение от лучшего друга Маргарет… Рождество в Йоркшире… никак не могли отказаться… очень надеялись, что мы с Патриком поймем.
Патрик понял и напился. Я после отъезда мальчиков перестала прикладываться к мадере, но Патрик, к ярости Макгоуана, продолжил. Получив письмо от мальчиков, Патрик выпил две бутылки портвейна, и Макгоуан нашел Патрика в его комнате в состоянии ступора.
– Идиот ты чертов! – закричал Макгоуан. Хотя моя комната находилась между спальней Патрика и будуаром, я слышала каждое слово. – Вставай! – Потом звуки ударов.
Мне стало плохо, и я убежала наверх в детскую. По какому-то несчастливому стечению обстоятельств именно в этот день с ежегодным визитом приехал Джордж, и, когда меня позвали из детской принять его, я пребывала в таком расстроенном состоянии, что он это тут же заметил.
– Моя дорогая Сара, что-то случилось… Я чем-то могу помочь?
Его голос звучал с такой неожиданной добротой, что я посмотрела на него новыми глазами. Я всегда видела в нем замшелого старого холостяка, от которого Патрику никакой пользы, как и ему от Патрика, но теперь осознала, что все напускное куда-то ушло и передо мной сочувственное лицо и застенчивые взволнованные глаза.
– Если возникли какие-то трудности… Надеюсь, вы можете мне довериться… Всегда считал вас такой замечательной девицей, гораздо лучше, чем заслуживает Патрик… Не люблю видеть расстроенные лица красивых женщин.
Я заплакала. Не потому, что он назвал меня красивой. Я бы все равно заплакала.
– Извините… переутомилась… совсем не в себе…
– Патрик должен увезти вас отсюда. Здесь стало слишком тяжело. Я дам ему денег, если он не может заплатить.
– Вы очень добры, но… мы должны остаться. – Только не упоминать Макгоуана. – Патрик говорит…
– У Патрика нынче нет своей головы, если хотите знать мое мнение. Маделин рассказывала, как он позволяет этому шотландскому управляющему помыкать собой, – просто унизительно. Настоящий скандал, Богом клянусь. Еще хуже, чем когда этот наглый щенок Странахан имел тут свободу рук.
– Я не могу… не мне критиковать…
– Конечно не вам. Вы преданная и любящая жена, все это видят. Но кому-то все же нужно сказать ему кое-что. Если дойдет до того, я и сам скажу. Господь свидетель, я никогда не уходил от своего долга, каким бы неприятным он ни был.
– Нет… кузен Джордж… пожалуйста…
– Не утруждайте вашу хорошенькую маленькую головку, моя дорогая. Я поговорю с Патриком.
– Нет! – взвизгнула я. Я была на грани истерики. – Он решит, что я нажаловалась… будет ужасная сцена. Пожалуйста, кузен Джордж, пожалуйста, не говорите ничего!
Он согласился придержать язык, но я понимала, Джордж считает, что я сбита с толку, и его сострадание лишь усилилось.
– Всегда знайте, что вы можете обратиться ко мне за помощью, – сказал он на прощание, пожимая мне руку. – Вам нужно только отправить словечко в Леттертурк-Грандж.
Как это ни странно, но меня его слова приободрили. Когда ты знаешь, что есть кто-то, готовый прийти к тебе на помощь, если жизнь станет невыносимой, ты чувствуешь себя по-другому. Тем временем жизнь после того бурного эпизода, как это нередко случается, вернулась к норме, наступило затишье. Патрик, в синяках и подавленный, бросил пить. У Эдит случилась простуда, и я смогла неделю отдохнуть от ее общества, а дети с предвкушением праздника заговорили о Рождестве.
Ради детей мы в Кашельмаре всегда предпринимали невероятные усилия, чтобы сделать Рождество настоящим праздником. Мы украшали елку в холле, как это делают немцы, а Патрик часами изготовлял цветные бумажные цепочки, чтобы повесить на стенах детской. Кухарка и ее помощники начали готовить ошеломительный набор пирогов и пудингов, а во дворе, как полагается, зарезали самого крупного гуся. Я завернула подарки, надписала их, положила вокруг елки, у которой мы в Рождество вместе со слугами пели веселые песенки, а в рождественское утро раздавались все подарки в хорошеньких обертках.
После этого в Кашельмару приезжал пастор мистер Маккардл и проводил службу в часовне, а потом уезжал в Леттертурк, где устраивал службу для тамошних прихожан-протестантов. Мы теперь устраивали службу в часовне только два раза в месяц для поддержания приличий, но чтобы провести Рождество без службы – нет, такое было немыслимо.
Мне еще удалось насладиться Рождеством в тот год, потому что я все время проводила с детьми, и они были такие счастливые, беззаботные и веселые.
