усталости, в уголках рта морщины. Он смотрел на меня пустым взглядом:
– Сядь, Нед.
Я присел на край кровати. Мне стало нехорошо. Охватило ужасное предчувствие, что скоро станет еще хуже.
– Твоя мать поехала поговорить с твоим отцом в Клонах-корт, – сказал он. – Она была готова к дружеской беседе, даже привезла ему подарки от детей, но твой отец ничего не хотел слушать, и они разругались. Она уехала. Патрик напился до бесчувствия. На следующее утро ему стало так плохо, что твоя кузина Эдит послала за Маделин, а та сообщила, что твой отец страдает от болезни, которая называется цирроз печени. Эта болезнь распространена среди пьяниц, и у твоего отца и прежде случались приступы. Ему было очень плохо целые сутки, а потом он впал в кому. – Драммонд замолчал.
Я молчал. Над нами помаргивал газовый рожок, а с улицы в стекло бился дождь.
– Он умер, – закончил Драммонд.
И снова молчание.
– Это случилось сегодня утром… Твоя тетка приехала в Кашельмару сообщить твоей матери, и я поговорил с ней. «Цирроз печени», – объяснила она, и я попросил ее повторить еще два-три раза, чтобы я запомнил правильно.
Он снова умолк. Я цеплялся за край кровати, боясь, что мир снова начнет кружиться, но ничего не случилось. Костяшки моих пальцев побелели.
– Нед, мне очень жаль. Я знаю, ты когда-то его любил и для тебя это потрясение.
Я вдруг понял, что стою у окна, смотрю на улицу. Дождь лил как из ведра.
– Пожалуйста, попросите Нэнни сказать Джону и девочкам, – произнес я.
Он ждал, что я скажу что-то еще, а когда не дождался, ответил:
– Хорошо. Хочешь, побуду с тобой?
Я отрицательно покачал головой.
Но Драммонд не ушел. После долгого молчания пробормотал:
– Если ты думаешь… – но не закончил. Потом добавил: – Я буду в пятнадцатом номере, если понадоблюсь. – После чего вышел и тихо закрыл за собой дверь.
Я сел на край кровати и принялся думать о циррозе печени. Не знаю, сколько времени прошло, но вдруг мелькнула мысль: конечно, все нужно было устроить так, чтобы на теле не осталось никаких следов. Иначе слишком опасно. Умно придумана болезнь, от которой обычно умирают пьяницы. Доктор Кагилл не задумываясь подпишет свидетельство о смерти. Никакого вскрытия не будет.
Попытался представить, как это сделали. Все знали, что мой отец опять запил. Возможно, что-то добавили в потин. Слуга? У кузины Эдит наверняка были кухарка и слуга. Да, точно – Шеймас О’Мэлли на днях говорил мне, что его дядя служит сторожем в Клонах-корте. О’Мэлли. Родственник Драммонда. Конечно.
Я вырвал листок бумаги из тетради для сочинений, нашел огрызок карандаша и начал писать:
«Дорогие дядя Томас и дядя Дэвид, у меня есть основания предполагать…»
Я остановился. Постой. Думай. Будь осторожен. А что тогда случится с матерью? Если обвинение будет предъявлено Драммонду, то и она не останется в стороне. И она была в Клонах-корте в тот самый день, когда отец напился до бесчувствия. Может быть, мать ездила туда, не поставив в известность Драммонда. И тот, вероятно, впал в ужас, когда осознал, что она невольно подставила себя! Если в теле будет обнаружен яд, полиция тут же заподозрит мою мать, а Драммонд, возможно, останется безнаказанным.
Разорвав письмо в клочья, я сжег его в подносе для прикроватной свечи.
Спустя какое-то время подумал, что отец и в самом деле мог умереть от цирроза печени. Вполне вероятно. Я знал, что случалось с людьми, которые стояли на пути Драммонда, но ведь случаются и совпадения. Я испытывал эту теорию, опробовал ее. Моя мать находилась в ужасном состоянии, Драммонд был готов на все, чтобы только помочь ей. И тут случайно умирает мой отец.
Уж слишком кстати.
Я был совершенно спокоен. Боялся головокружения, смятения, но ничего такого не произошло. Убийство недопустимо, но куда хуже было бы, если бы мою мать осудили за преступление, которого она не совершала. Я не хотел защищать Драммонда, но не мог этого не делать, потому что иначе пострадает мать. Безвыходная ситуация. К тому же, если говорить честно, разве смерть моего отца не к лучшему? Он принес столько страданий матери в прошлом и умер, полный решимости принести еще. Я жалел его, конечно. Но случившееся было вполне логично, ведь, по существу, он никому не был нужен, и меньше всего – мне. Да, я когда-то любил его, но та любовь давно миновала. Вся моя тяга к нему была уничтожена его отвратительным поведением, и теперь нет нужды скорбеть или переживать о прошлом.
Я всю ночь лежал без сна, размышлял о нем.
Думал о книге, которую он мне подарил, – «Рыцари книжного стола». «Ах, папа, как хорошо ты смотрелся бы в рыцарских доспехах с крестом крестоносца на груди!» – воскликнул я, а он рассмеялся. «Я не герой, Нед», – сказал он. Я так ясно слышу эти его слова: я не герой.
Я после этого немного поплакал, не понимая почему. Это не имело смысла. Если бы я мог осознать… и я боялся уснуть – вдруг опять приснятся лампы
