Мы снова принялись смеяться, как дети, и, хотя оба страдали похмельем, я знал: она счастлива, как и я. Я частично разделся, оставив на себе брюки и рубашку, чтобы не смущать ее, и вскоре мы тихо лежали, обнимая друг друга, и вспоминали вчерашний день, насколько нам удавалось его вспомнить.
– Какая была чудная свадьба! – восхищалась Сара. – Мне все понравилось.
Мы согласились, что ни один из нас не видел таких прекрасных свадеб, а потом задремали, а когда снова проснулись, уже шел двенадцатый час, и мысли о завтраке не вызывали у нас тошноты.
– Я так счастлива! – воскликнула Сара, когда мы завтракали на террасе, наблюдая за павлинами, важно расхаживающими по газону. – Как это здорово – быть одним вместе, когда никто не говорит тебе, что ты должна делать! Я обожаю медовые месяцы!
Пить за обедом у меня не было желания, но я немного выпил – знал, что это необходимо. Потом, не желая околачиваться в гостиной, я предложил пораньше лечь спать, и Сара не стала возражать. Мы поднялись к себе, разделись каждый в своей комнате и отпустили слуг. Пока все шло хорошо. Я вошел к Саре в большую спальню, похвалил ее лимонного цвета ночную рубашку, улегся рядом с ней и задул свечу. И опять пока все шло хорошо. К несчастью, когда я задул свечу, оказалось, что мы легли слишком рано, – в комнате было светло.
– Давай не целоваться до темноты, – предложила Сара.
Но я знал, что любая задержка может обернуться для меня катастрофой. Действие вечернего вина не длится вечно.
– А почему нельзя целоваться при дневном свете? – настойчиво спросил я.
– Это не романтично.
– Кто говорит, что это не романтично?
– Я говорю!
В приглушенном свете я увидел, как упрямо натянулись ее губы.
– Ты привыкла всегда получать то, что хочешь? – спросил я; паника настолько переполняла меня, что я чуть не терял самообладание. – Так вот, сейчас для тебя неподходящий момент ожидать получения того, что тебе хочется, потому что теперь для разнообразия я получу то, что хочу я, поэтому не пытайся меня остановить и не говори больше ни слова, иначе я отправлю тебя назад к твоему чертову папочке.
– Патрик!
– И поверь мне, он вовсе не будет счастлив увидеть тебя!
– Как ты смеешь! – в ярости воскликнула она. – Как ты смеешь мне такое говорить!
Но я видел возбуждение в ее глазах и вдруг понял, что мое агрессивное поведение, обычно так несвойственное моей натуре, нашло в ней отклик. Я быстро притянул ее к себе, и, хотя она протестовала, ее сопротивление не продолжалось долго. Мы страстно поцеловались. Мое тело со всей силой прижалось к ее, и я почувствовал не только насущность моего желания, но и мою маленькую тайную горошинку страха. Я знал, что должен поторопиться, иначе один Господь знает, что может произойти, но мои пальцы одеревенели, на моих конечностях словно повисли тяжелые гири, и все простыни мешали, опутывали меня.
– Патрик, не делай этого.
– Прекрати говорить мне, что я должен делать! – прикрикнул я, вспомнил предположение Дерри, что все американки готовы раздавать мужчинам инструкции, и неожиданно мысль о Дерри, как и всегда, придала мне уверенность, и я понял, что в безопасности.
Все закончилось. Я каждым мускулом своего тела почувствовал необыкновенное облегчение. Откатившись от нее, обессиленно упал на спину, пот ослеплял мои глаза, сердце колотилось в груди, и я был настолько погружен в отзвуки пережитого, что поначалу даже не услышал плача Сары.
Я никогда в жизни не чувствовал себя таким виноватым. Мне невыносимо причинять боль людям или видеть, как кто-то мучится.
– Сара, прости меня. – Я попытался обнять ее, но она оттолкнула меня. – Сара, я не хотел… я был так взволнован…
Она поднялась с кровати. Теперь Сара не сдерживала рыданий, а ее глаза распухли от слез.
– Извини, – каялся я без всякого результата. – Прости меня.
Я поднялся следом за ней с кровати, но она повернулась и снова оттолкнула меня, ее пальцы, сжатые в кулаки, больно ударили мне в грудь. Мне от огорчения стало совсем не по себе. Я мог только тупо смотреть на нее, но наконец она сказала дрожащим голосом:
– Я хочу побыть какое-то время одна.
– Конечно, если ты хочешь. – Я направился к двери гардеробной. – Мне можно прийти позднее?
Она не ответила, и я, не видя альтернативы, вышел.
Я долго лежал без сна в гардеробной, наконец уснул. Хотел подняться пораньше, чтобы улечься в кровать с Сарой, прежде чем она проснется и вспомнит, что сердится на меня, но я спал, пока слуга не вошел ко мне и не раздвинул занавесы.
Едва открыл глаза, как воспоминания стали возвращаться ко мне густыми, удушающими волнами.
Я долго ждал, прежде чем войти в спальню, но, когда услышал, что Сара отпустила горничную, глубоко вздохнул, тихонько постучал и снова перешагнул порог с повинной головой.
Но Сара не дала мне возможности открыть рот. Я неловко остановился, а она вскочила на ноги, побежала ко мне по комнате, обвила руками мою
