– Именно. Ты думаешь, старики, которые были так горды тобой на дебатах, поплетутся на восьмой этаж?
Уинстон одними губами, чтобы не слышали добровольцы, задал главный вопрос:
– Сколько я набрал?
Инес начала показывать число на пальцах. На шестидесяти четырех или семидесяти четырех Уинстон сбился со счета.
Больно ущипнув его, Иоланда дала понять, что кабинка свободна. Уинстон зашел туда с Джорди на руках и закрыл за собой занавеску. Потом он подготовил бюллетень, повернув вправо большой красный рычаг машины для голосования.
– Это ты, Борзый? – прошептал Марвин из соседней кабинки.
– Что такое?
– Как пишется твое имя?
– У-И-Н-С-Т-О… Ты что, читать не умеешь?
Раздраженному Уинстону пришлось провести Марвина через всю процедуру, насторожив волонтеров своим громким шепотом. Используя свою машину как образец, Уинстон командовал Марвину:
– Поставь палец в верхнюю клетку первого ряда.
– Есть.
– Передвинь его на две клетки вниз.
– Готово.
– Видишь маленький рычажок рядом с клеткой?
– Да.
– Переключи его вниз.
– В клетке появился маленький X?
– Ага.
– Теперь тяни большую красную ручку влево.
Уинстон услышал громкий лязг, означавший, что Марвин отдал свой голос.
– Вот и все. Ты проголосовал.
– Слушай, а это просто. Надо мне чаще голосовать. Когда ты в следующий раз баллотируешься?
– Надеюсь, никогда.
– Уинстон… – Голос Марвина вернулся к изначальному шепоту. – Как насчет той двадцатки?
– Завтра отдам. Зайди ко мне на хату.
– Обещаешь?
– Да, ниггер.
– Только не будь, как остальные политики – не делай обещаний, которые не сможешь сдержать.
Уинстон не опасался нарушить свои политические обещания. Он решил, что о победе не может быть и речи.
Борзый принялся рассматривать остальные пункты бюллетеня. Прочел фамилии кандидатов в судьи и выбрал те, что походили на еврейские. Остальные рычажки он доверил Джорди. На местных выборах с неприлично низкой явкой решения касательно различных городских постов, законопроектов и референдумов, принятые младенцем, могли иметь далеко идущие последствия. Все равно Уинстон разбирался в этом не лучше Джорди. Когда он вышел из кабинки, Иоланда смотрела на него с такой гордостью, что он на секунду поверил, что может выиграть.
23. Был отец
Супруги Фошей сидели в заднем ряду небольшого арт-хаусного кинотеатра, потягивали травяной чай и смотрели фильм Одзу. Фильм назывался «Был отец». Ранняя работа режиссера отличалась почти полным отсутствием диалогов, еще чуть-чуть – и картину можно было бы счесть немой. Если спросить Иоланду, то медленно развертывающееся повествование со статичными кадрами могло вообще сойти за фотографию.
– Уинстон, фильм ужасен. С тех пор как школьник утонул в озере, вообще ничего не происходит, да и там показали только перевернувшуюся лодку в воде глубиной с полметра.
– Происходит много чего, нужно только увидеть.
– Что? Что старик становится старше? Что его сын говорит еще меньше, чем в детстве? Длинные планы каменных статуй? Если ничего не происходит, нечего и пропускать.
На них шикнул какой-то смелый кинолюбитель. Уинстон проигнорировал замечание и принялся объяснять Иоланде подтекст картины:
– Ты же у нас вроде психолог. Разве ты не видишь, что отец проходит через тяжелый период? У ниггера кризис. Он одинок. Жена умерла черт знает когда. Погиб его ученик, он считает себя виноватым, и теперь он боится воспитывать собственного сына. Сын чувствует себя брошенным, но все равно до
