за Уинстона Фошея на выборах в депутаты Городского совета!
Люди оборачивались посмотреть, что за ненормальный орет из старого «Бьюика», а он почти видел собственные слова, улетающие в поток душного городского воздуха:
– Я сошел с ума и не собираюсь больше терпеть!
Уинстон засмеялся, глотнул джина и завопил:
– Все из-за ложки борща!
– Сюда? – спросил водитель, когда они подъехали к многозальному кинотеатру.
На стенде висели афиши шести фильмов, ни один из них не вызывал у Уинстона интереса. Обычная ерунда: низкобюджетный музыкальный клип, выдающий себя за афроамериканский художественный фильм; летний блокбастер, лопающийся от спецэффектов; три белые независимые «мозаики» рискованного содержания, с плоскими задами, сюжетными интригами из бульварных романов и ездой на машинах туда-сюда; дорогой нарциссистский проект, автором сценария, режиссером и продюсером которого выступает белый стареющий актер, суперзвезда, который играет едкого, циничного брюзгу, находящего смирение и любовь к ближнему в объятиях молодой старлетки.
– Вези меня в Чайна-таун.
Кинотеатр в Чайна-тауне – одно из самых темных мест во Вселенной, и тьма на секунду убедила Уинстона, что он мертв. Убедившись, что сердце его еще бьется, Уинстон на ощупь спустился по проходу, от спинки к спинке, иногда натыкаясь на чью-нибудь потную шею. Нашел два пустых кресла и провел рукой по вытертому бархату сидений, чтобы не сесть на свежую жвачку. Из пеленки и двух мягких игрушек он соорудил для Джорди шатер, где мальчик быстро уснул, как попугай в накрытой одеялом клетке.
Развалившись в кресле, Уинстон смотрел сквозь клубы сигаретного дыма на гигантский экран. Действие происходило в Гонконге. Два брата, очевидно находившиеся по разные стороны закона, спорили, кто из них готов принести большую жертву друг другу:
– Я убью ради тебя.
– А я умру ради тебя.
Выходя из кино, Уинстон задумался, принял бы он сам пули, предназначенные для сестры, чтобы умереть потом у нее на руках с выражением благородства. Он шел на север по Бауэри и пел главную тему из второго сегодняшнего фильма, «Однажды в Китае», который видел раз десять, не меньше. В двух кварталах от кинотеатра он завернул в зоомагазин, все еще распевая:
– Ао цзи мьен дей чун ла-а-а-а. Рё цзи цьян на ун рю хуа-а-а-ан!
Владелец магазина встретил его улыбкой и подхватил припев:
– Дан цзю тье дааа… Замечательный фильм.
– Просто лучший.
Уинстон попросил показать маленьких черепах. Хозяин поставил на прилавок аквариум, полный темно-зеленых черепашек длиной всего пару сантиметров. Уинстон выбрал одну и вложил в руку Джорди.
– А что значит эта песня?
– «Стой гордо перед лицом войны. Горячая кровь как красное солнце. Храбрость как железо».
– Хороший совет. Сколько за черепашку?
– Штука – доллар, десяток – восемь.
Перегнувшись через прилавок, Уинстон шепнул владельцу на ухо:
– А пираньи имеются?
Тот глянул по сторонам, велел помощнику следить за кассой, скрылся за дверью и вернулся с рыбой угрожающего вида в полиэтиленовом пакете.
– Вот это дело! Дайте еще вот этих камушков, синих.
Вернувшись домой, Уинстон насыпал декоративные камешки в угол стеклянной посудины, в которой держал золотую рыбку, воткнул в кобальтово-синий холмик пластиковую пальму, создав подобие тропического острова. Потом выковырял из руки Джорди почти высохшую черепашку, реанимировал ее каплей слюны и выпустил в воду к золотой рыбке и дохлой мухе, которая плавала на поверхности.
Поднес к аквариуму пластиковый пакет с пираньей:
– Рыбка, выходи поиграть! Дастин, познакомься с сэром Лоуренсом Оливье.
Пиранья выплыла из пакета в новые апартаменты.
– Тут безопасно? Черта с два, тут небезопасно.
Черепашка прижалась к камням. Золотая рыбка забилась в угол, опасливо приглядываясь к новому соседу. Пиранья сожрала дохлую муху. Уинстон понес Джорди спать, гогоча голосом Минга Беспощадного[26].
10. Парадиз ex nihilo
Когда в воздухе висела дымка, с площадки обозрения Эмпайр-стейт-билдинг манхэттенский горизонт напоминал гигантскую гистограмму, где
