Черный кандидат

припев:

Живу я надеждой, что в конце марафона
Меня все же примут и я стану законом.

Уинстон хмыкнул.

– Эту песню я знаю. И это, слава богу, все. Если бы я и впрямь что-то знал, в мою упрямую башку могли бы прийти какие-то идеи, чтобы что-то изменить на самом деле.

– А если и так, что бы ты хотел сделать? – спросил Спенсер, доставая блокнот.

Борзый глянул на свой район, на его грязные коричневые фасады, еле различимые за дымкой смога.

– Первое, что бы я сделал, – нарисовал на асфальте желтую линию точно по границам района. Чтобы мы знали, что район наш. Мол, это все наше, ходите на цырлах, понимаете, да? – Уинстон продолжил создавать новый парадиз ex nihilo, райский сад из ничего, идиллические штетл полуночных пивнушек и ненапряжных зон, где посетители смогут свободно «колоться, трахаться, сосать и разбойничать», сколько душе угодно. Где переносные магнитофоны не будут разлетаться на пластиковые осколки, если их уронить, – наоборот, будут отскакивать обратно, как резиновые мячики. Где дети не будут знать, что значит есть на завтрак хлеб, посыпанный сахаром, замороженную брокколи на обед и ужинать свининой из банки, консервированной кукурузой и заплесневелым хлебом, слушая увещевания матери: «Не обращайте внимания на зеленые пятна, из этого делают пенициллин, оно даже полезно». Восточный Гарлем станет Шангри-Ла влажной «травки», холодного пива и острого софрито.

– И потом повешу огромную вывеску «Испанский Гарлем», красными неоновыми буквами, которые будут зажигаться сначала по одной, а потом все вместе. Такую, что всякие «Дженерал Электрик», «Ситибанк» и другие рекламы больших бизнесов покажутся мелочью. Такую, что иностранцы будут говорить: «Вон там Бруклинский мост, а там – Испанский Гарлем!» – Уинстон покачал головой. – Я ведь брежу, правда?

– Уинстон, люди должны это услышать, – ответила Инес.

– Даже бред про «колоться, трахаться, сосать и разбойничать»?

– Ну, может, без «разбойничать». – Инес вручила Уинстону заявление.

– Вот эти бумаги тебе нужно сдать в избирательную комиссию через три недели.

Уинстон всмотрелся в документы.

– Девятьсот имен? Что ж тут сложного?

– Они все должны быть зарегистрированы как избиратели, и все нужно успеть за три недели.

– Нам просто понадобится пачка бланков регистрации. Мы этих придурков зарегистрируем прямо во время сбора подписей. Система меня столько раз накалывала, я знаю, как это работает, они даже не заметят.

– Отличная идея, – сказал Спенсер, обнимая Уинстона за плечи. – Ты, я смотрю, сегодня в ударе.

Уинстон стряхнул руку Спенсера.

– Знаешь, с тех пор как я решил избираться, начал думать по-новому. Прямо чувствую, как работает мозг. Помните карточки с точками? Если держать их прямо перед глазами и долго таращиться, начинаешь видеть трехмерную картинку. Вот это сейчас происходит со мной. Мозг медленно распознает рисунок. Надеюсь, это не пройдет так быстро, как мода на те карточки. Как они назывались?

– «Волшебный глаз», кажется.

– Тогда у меня «Волшебный глаз», йоу!

Уинстон зачитал заявление вслух:

– Мы, нижеподписавшиеся, заявляем, что, как должным образом внесенные в реестр избиратели Восьмого участка по выборам в Городской совет и имеющие право голосовать в следующих ла-ла-ла, которые пройдут ла-ла-ла, выдвигаем Уинстона Л. Фошей в Городской совет от Восьмого участка. Своими подписями засвидетельствовали: Инес Номура, Фарик Коул и Иоланда Делпино-Фошей.

Уинстон вернул бумагу Инес.

– Иоланда теперь подписывается девичьей фамилией? Какого хрена? А мой отец что, не стал подписывать?

– Он сказал «Зачем тратить хорошие чернила на пропащее дело?»

– Может, он и прав.

Инес схватила Уинстона за руку и с возгласом: «За мной!» – потащила к юго-восточному углу площадки обозрения. Следом брел Спенсер. Эта часть площадки была забита туристами, которые восторженно фотографировали статую Свободы, сражаясь за лучший ракурс. Инес прокладывала путь локтями и ругательствами. Уинстон никогда не видел ее такой встревоженной. Почему она его поддержала? Может, она рванула вперед, когда он наконец дал понять, что хочет направить талант вожака в правильном направлении? Наверное, стоило тогда начать с должности тренера детской бейсбольной команды. «На тебе пятнадцать тысяч, баллотируйся в Городской совет». О чем я думала?

Инес смотрела на паромы, что возят людей на остров Свободы и обратно, и вспоминала времена, когда она точно знала, что хорошо, а что плохо. В 1977 году для нее и активистов Националистической партии Пуэрто-Рико было правильно во имя libertad захватить статую Свободы и политзаключенного Андреса Кордеро. Отпихивая японских туристов и школьников на экскурсии, они захлопнули дверь в сандалии статуи и вывесили с короны пуэрториканский