– Фелисия.
– Фелисия, я слышал, ты отвечаешь за хореографию группы, это так?
– Ну, я чем-то таким занимаюсь, да. Радую народ.
– И откуда вы родом?
– Бруклин! Эй, привет всем браткам с района!
– «ЗАД» занимает первые строчки в чартах, и люди везде меня спрашивают, что означает «ЗАД», что мне им ответить?
– Скажите, что оно означает «Звезды Артистического Драйва».
Одна из девчонок кивнула в сторону Уинстона, предупреждая подруг о присутствии большого мальчика. Под взглядами будущих див спина Уинстона выпрямилась, а лицо – смягчилось. Остановившись на почтительном расстоянии, он постучал себя по животу и провел языком по зубам. Хореограф, тринадцатилетняя заводила группы, преодолела дистанцию в два уверенных шага, руки в бока, и ее груди размером с куриное яйцо вторглись в личное пространство Уинстона. Девочка осмотрела его, наклонив голову под странным углом, как ценитель абстрактного искусства в музее.
– А ты ничо так.
Тыловые гарпии сползли с капота со всей сексапильностью, на которую способны двенадцатилетние костлявые подростки.
– Антуан где живет? – спросил Уинстон, поднимая глаза к небу, чтобы удержаться от флирта.
– Наверху, – ответила хореограф, отбрасывая косички со лба и указывая на красные окна. – А ты идешь, чтобы тебе отсосали? Не похож ты на педика.
– Он мой кузен.
– А ты Борзый?
– Ага. Откуда знаешь?
– Он сказал, что ты сегодня придешь. Антуан про тебя рассказывал. Говорил, что ты у него был телохранителем. Лупил ниггеров не по-детски.
– Да не было ничего такого.
Фелисия имела в виду ночи, когда Борзому приходилось сопровождать Антуана, отработавшего ночную смену в пип-шоу, до стоянки такси. Уинстон взбирался по ступеням подсвеченной спиральной лестницы «Секс-дворца», где на втором этаже его двоюродный братец сидел на барном табурете в туфлях на высоком каблуке, узкой мини-юбке и лавандовом бюстье, принимая соблазнительные позы. Наведя марафет, Антуан хоть сейчас мог оказаться на плакате над койкой какого-нибудь скучающего по дому рядового.
– Кто это? – спрашивал он своих коллег: нос смотрит в небо, спина выгнута, безволосые ноги скрещены, она рука безвольно лежит на колене. Антуан призывно смахивал с плеча бретельку, чуть приоткрывал тонкие красные губы и трепетал веками. – Я спрашиваю, кто это?
– Бетти Грейбл!
– Джейн Рассел!
– Сьюзан Хейворд!
– Нет, нет, нет, как можно быть такими дураками: я Ида Люпино!
– А это еще что?
– Вам, сучки, нужно подучить историю.
– Давай, пошли, Антуан, – рычал Уинстон, сдергивая с крючка кроличью шубу и жестом опытного матадора выманивая брата с табуретки в ночь. –
– Уинстон, не называй меня Антуаном. Здесь меня зовут Монс Венус, ты же знаешь.
За тридцать долларов в липких долларовых купюрах или полтинник в жетонах для пип-шоу Уинстон провожал Антуана мимо вывески…
ДЕВОЧКИ!
ДЕВОЧКИ!
ДЕВОЧКИ!
(с пенисами)
Деньги не возвращаются.
…и дальше, через строй сексуально неудовлетворенных и разъяренных мужчин. Мужчин, которые после пятнадцати минут легкого петтинга через маленький лючок в плексигласовой перегородке брали телефонную трубку, чтобы обсудить, сколько будет стоить демонстрация влагалища. Антуан сперва тянул время, застенчиво объясняя, что сейчас у него «эти дни». Постепенно его нервное поведение, упорное нежелание «показать киску» и заметное шуршание щетины вызывали у клиента подозрения. Клиент начинал паниковать. Его глаза скакали с груди на кадык, обратно на сиськи, потом на руки и ноги и снова на сиськи. Человек начинал лаять обрывистыми фразами, его злость и шок сплавляли повествовательные, восклицательные и вопросительные интонации в единую мысль, которой подходила любая форма пунктуации:
