– Нет у меня ощущения, словно я скачу босиком по зеленым лугам! Рука об руку с белой девчонкой-хиппи, на которой просвечивающее платье и венок из ромашек. Ну, честно, выключи эту дрянь!
Спенсер прибавил звук. Уинстона продолжало корежить. Он выставил локоть в окно и переключил внимание на улицу. Поток почти не двигался. Машина проезжала несколько метров и останавливалась. От 49-й до 63-й они ехали в полном молчании. Уинстон страдал на протяжении «The Sounds of Silence», «I Am a Rock», «Mrs. Robinson» и «Cecilia». Во время «The 59th Street Bridge Song (Feelin’ Groovy)» он пулей выскочил из машины к уличному кафе, чтобы обрести спасение в виде сэндвича с индейкой и сыром. – Чего им всем от меня надо?
– Что?
– Ну, Брюсу и остальным чудакам.
– Они увидели статью и захотели с тобой познакомиться. Видимо, им кажется, что так они налаживают контакты с беднотой. Звонят мне: «Слушай, чудесная статья. Хип-хоп сообщество – именно то, что нам нужно, чтобы нести наше послание в массы. Мы так рады видеть подлинного представителя «внутреннего города», бла-бла-бла…
– «Хип-хоп сообщество»? Это что за херня?
– Молодые городские афроамериканцы – лучше, если бритые наголо.
– «Хип-хоп сообщество». А где тогда оперное сообщество? Сообщество металлистов? Как можно сортировать людей по музыке, которую они слушают? И, если честно, мне не так чтобы очень нравится рэп. «Внутренний город». Кто придумал так называть нищие гетто? Не хочу даже начинать этот разговор.
– Поздно спохватился, – вздохнул Спенсер.
– Почему мы никогда не слышим про «внешний город»? Скажи мне, если я не прав, но разве в нормальном городе не должен быть только один «внутренний город»? В Нью-Йорке их до хрена тысяч, и все в разных местах. Где тогда «внешний город»? Там, где нет ниггеров вроде меня? «Внутренний город». «Хип-хоп сообщество». Ебать как достали, честное слово. «В этих трудностях и испытаниях мы вместе», – сказал Уинстон, подражая Брюсу. – Так почему, когда у меня трудности, я никогда не вижу вокруг ублюдков вроде Брюса? Лучше правда не начинать, а то я завожусь…
– Ты уже второй раз это говоришь. Признайся, ты уже начал. Теперь посмотрим, как ты работаешь над завершением.
– Я понимаю, просто правда, достало.
– Уинстон, важнее другой вопрос: зачем ты сам ходишь на эти встречи?
– Все, больше не буду никуда ходить.
– Но ты мог это сказать после второго или третьего похода. Почему не сказал?
– Не знаю. Из-за еды. Плюх и все остальные только и говорят про этот идиотский банк… – Уинстон осекся и сменил тему: – Иоланда пилит меня, все спрашивает, что из тех пятнадцати кусков у меня еще осталось. Мисс Номура витает в небесах, думает, я и вправду выиграю выборы.
Уинстон вынул из-за пояса пистолет.
– Иногда просто легче быть с тобой и теми придурками. Вы меня не знаете. Мне на вас плевать. Потому ничего из того, что кто-нибудь говорит или не говорит, меня не задевает, понимаешь? Мне нужно только слушать и притворяться.
Спенсер обиделся. Уинстону действительно на него наплевать? Он не решился задать себе встречный вопрос: а ему не плевать на Уинстона?
– Хотя кое-что я все-таки узнал. Бельгийское пиво. Какое-то дерьмо насчет альтернативной политики. И знаешь, что самое странное? В каком-то смысле эти кретины из третьих партий – единственные, кто воспринимает меня всерьез.
Уинстон открыл бардачок, положил в него оружие, закрыл дверцу. Промучившись два куплета «El Condor Pasa (If I Could)», вынул пистолет обратно и заткнул за пояс. Увидел скорбную мину на лице Спенсера, стал ждать, что тот скажет. Спенсер повернул машину направо и поехал на восток через Центральный парк, тихонько подпевая под «The Only Living Boy in New York».
– Ребе, ты ничего не говоришь про мой пистолет.
– Если я попрошу избавиться от него, ты послушаешься?
– Вряд ли. Но ты мог бы проявить озабоченность.
– Уинстон, ты вообще прислушиваешься к моим советам?
– Я наконец посмотрел «Список Шиндлера».
– Неплохо для начала. И?
– Ужас.
– Да, весь этот Холокост… – кивнул Спенсер, сворачивая на Мэдисон-авеню.
Борзый продолжил свою рецензию:
– Нет, я имею в виду, сам фильм ужасен. Меня коробило, что не нашлось ни одного еврея выше Шиндлера. Во всей Германии евреи дорастали Шиндлеру максимум до пупка? Здрасте-пожалуйста! Как после этого доверять остальному? Манипулятивное голливудское дерьмо.
– В Польше, – сказал Спенсер, не в силах скрыть раздражение.
