его охватил просто какой-то дикий, звериный восторг. Распирала сила. И радость.
В ту секунду, когда он уже изнемог от этой скачки и готов был сдаться, что-то произошло с этим роскошным телом. Будто взрыв. Оно завибрировало под ним. Движения внезапно прекратились. Женщина застонала. Тяжело задышала сквозь зубы. И опала, опустилась, легла ничком на широченную кровать. «Как осенний лист на белый снег».
Изможденный и мокрый, он лег на нее, думая: «Ну, теперь переругаемся. Точно!» И отпустил ее закрученные на кулак волосы.
Но она неожиданно повернула голову набок и благодарно чмокнула его в губы. В эту же секунду он увидел ее счастливые, смеющиеся глаза.
«Так вот оно что! — подумал довольный Амантай. — Она хотела, чтобы ее изнасиловали! Она искала этого. Поэтому и таскалась по барам. Флиртовала с торговцами… Искала приключений. А я-то дурак. Все к ней с нежностью. С лаской. Жалел. Прав, тысячу раз прав пророк Мухаммед (да благословит его Господь и приветствует). Женщина подобна ребру. Всегда есть кривизна. И не надо ее исправлять. Лучше приспособиться к ней. И использовать на радость».
Пока он собирался и одевался, она сидела на кровати голая. Улыбалась растерянно и одновременно радостно. А потом шепнула ему при прощании:
— А я-то про себя называла вас дедушкой!
XI
Из тех, кто сегодня любуется восстановленным во всем своем великолепии храмом Христа Спасителя, мало кто знает, что он видит далеко не всё. Золотые купола и белоснежные стены скрывают от глаз целый мир. Внутри храм похож на слоеный пирог. В нем имеются скрытые нижние этажи, в которых расположены хозяйственные службы, гаражи, офисы, трапезные, залы для заседаний.
Дубравин тоже этого не знал. И сначала пошел к парадному главному входу в храм, где стояла небольшая очередь. Но расспросив охранников в черной униформе, стоявших у входа, понял, что ему не сюда.
Только минут через десять он обнаружил то, что искал. Вход в зал заседаний, который был расположен в цокольном этаже с другой стороны.
Здесь документы проверяла полиция.
В фойе он зарегистрировался. И двинулся вдоль ряда столов и лотков, на которых были разложены книги, газеты, журналы. Купив пару изданий, он прошел в зал, поразивший его своей красотой. Над президиумом раскинулось огромное панно, изображающее сцену из Священного Писания, хрустальные эксклюзивные люстры, полы, покрытые дорогими коврами, белые ряды кресел с алой бархатной обивкой. О серьезности мероприятия свидетельствовали бригады телевизионщиков с ведущих каналов, расположившихся в разных местах зала и настраивающих свою аппаратуру.
Дубравину невольно вспомнился предыдущий съезд «Трезвого дела», состоявшийся в Доме журналиста. Там было тесно, жарко. Но интересно. Шла дискуссия между сторонниками «культурного пития» и теми, кто категорически настаивал на лозунге: «Русский — значит, трезвый». Особенно запомнился ему один профессор, который говорил по поводу «культурного пития»:
— Что греку или французу хорошо — то для русского смерть.
Тогда он столкнулся с группой монахов, которые, судя по всему, мнили себя великими радетелями за дело трезвости русского народа. Стычка произошла после выступления Дубравина, в котором он рассказал о том, как помогают в деле отрезвления молодежи восточные боевые единоборства:
— Тысячи ребятишек занимаются у нас. И я уверен: они уже не попадут в сети зеленого змия, — заявил он с гордостью.
И был страшно удивлен, когда несколько «черных» монахов в перерыве заседания стали предъявлять ему претензии: «Почему вы поддерживаете восточные единоборства, а не развиваете нашу исконно русскую борьбу?» И все в таком духе. С остервенением. Будто не благое он делает, а черт знает что.
Судя по всему, таких сегодня на съезде нет. Теперь публика несколько другая. Лояльная. Более холеная. Много людей церковных, в хороших рясах, отъевшихся, ухоженных. Есть и граждане с чиновничьими физиономиями. Прибыл лидер коммунистов. Явился собственной персоной и крикливый глава доморощенных либерал-демократов. Правящая партия тоже прислала главу парламента. Все чин чинарем.
Но не эти люди интересовали его.
Он втайне надеялся, что сегодня ему наконец-то удастся поговорить о своих душевных метаниях с отцом Фотием. Но он пока не появлялся. А вот пресс-секретарь правящего архиерея их епархии отец Сергий был уже здесь. Нагрузился книгами. Ищет свое место.
Они знакомы еще с тех времен, когда отца Сергия звали Сергеем Зарубским. И он, работая в областной администрации, консультировал штаб Дубравина во время тех еще, давних выборов. Потом он исчез с горизонта. Поговаривали, что у него случилось большое несчастье в семье. И это привело его к вере. А потом в церковь. Спас его от отчаяния митрополит соседней области. Человек чуткий, душевный, он по-отечески врачевал раны бывшего психолога-аналитика. И попутно вовлек его в орбиту церковной жизни. Зарубский принял сан и стал священником.
