Народ тоже смутился, видя все эти знамения.
По просьбе иудейских начальников Пилат велел добить распятых и снять их с крестов.
Но пришедшие к Иисусу увидели, что Он уже умер. Чтобы удостовериться окончательно, так ли это, римский легионер пронзил своим копьем Ему ребра. И тотчас истекли по острию кровь и вода Христа.
С этого момента и до наших дней судьбы мира во многом зависят от этого куска железа, которое теперь зовется Копьем судьбы.
II
День не заладился с самого утра. На «разводе», где назначают на послушание, игумен сообщил ему весть:
— Отец Анатолий! А тебя вызывает владыка. Сегодня же отправляйся в епархию.
Вот новость. Как с горы камушком покатился. И в воду. Бултых!
А он собрался сегодня сходить в соседнее село.
Но приказ есть приказ. Монах — как солдат. Услышал. Встал. Отряхнулся. И пошел выполнять. На то и воля существует. Или Бога. Или архиерея. Что, в сущности, для него все равно. Надо — значит, надо!
Через пару часов на попутной машине прибыл он к резиденции митрополита.
Сегодня его никто не томил в приемной. Грозный владыка принял его милостиво и сразу. Старое не вспоминал. Как они поговорили тогда о том, кому что положено.
Тоже ведь живой человек. И есть у него своя история, которую нет-нет да и вспомнит кто-нибудь из давно монашествующих. Тот же дедушка Лука. Он-то и поведал когда-то Анатолию, как попал отец Никон в монастырь:
«Был молодой парень. Полюбил всей душой девушку. И пошел служить в армию. И пока он тянул лямку, девица закрутила роман с другим. Да и вышла замуж. Он вернулся. А она опять к нему. А Никон уже тогда был шибко верующим. И твердо заявил, что так делать — большой грех. Отказал ей во взаимности. И девка стала мстить. По-бабски. Заговорами. Колдовством. Начал он находить то иголки заговоренные, то еще какую нечисть. И от этого бесовства начал сильно болеть и чахнуть. Но к ней не вернулся. А нашел спасение в монастыре. Где со временем и стал монахом. И суровым архиереем».
За долгие годы в монастырях иеромонах Анатолий услышал немало таких историй. И сделал вывод: редко попадают сюда счастливые люди. Чаще идут от неустроенности, чтобы врачевать какие-то душевные раны. А еще он понял, что в замкнутой атмо сфере мужских коллективов всегда складывается свой особый мир. Полный преданий, легенд, мифов, несбывшихся надежд, неизвестных миру героев, чародеев, ясновидящих и святых.
Владыка напоил его чаем, задал ему пару вопросов и повелел:
— Поедешь в Н-скую лавру. Там в музее похитили одну важную вещь. Можно сказать, реликвию. Поступишь в распоряжение архимандрита Михаила. Он скажет, что надо делать!
Анатолий хотел было спросить: почему, мол, я? Но не успел. Архиерей насупил густые брови. И как будто прочел его мысли:
— Ты в свое время был следователем в КГБ. В этом деле кое-что понимаешь. А дело важное, секретное. Как сейчас говорят — резонансное дело! Внимание не привлекай. Ни с кем не обсуждай. Поезжай прямо сейчас!
Отряхнулся он. Быстро получил у казначея деньги на командировочные расходы. (Что, кстати говоря, сказало ему больше о важности дела, чем слова архиерея.) И не мешкая, отправился на вокзал.
Сидя у окошка в электричке и почитывая Житие святого Серафима Саровского, отец Анатолий по старой привычке внимательно наблюдал за окружающими. А посмотреть было на что. Бесспорно, за те долгие годы, что он провел в уединенном монастыре, люди разительно изменились. Одеты намного качественнее, чем раньше — в девяностые. Почти у всех в руках какие-то особенные телефоны с огромными экранами.
Исчезли многочисленные попрошайки. И сама электричка другая. Быстрая, удобная, с отдельными местами.
И еще он заметил, что и сам он вызывает неподдельный интерес окружающих. Так как ловит на себе любопытные, удивленные, сочувствующие, скептические взгляды.
«Что они думают, когда видят монаха? — спрашивает отец Анатолий себя. — Наверное, им кажется, что я не такой, как они? Особый. Может, думают: мы грешные, а вот монах, он человек святой! Ох, ошибаются же они! Все мы грешные. Все, кто на земле. А святые, они на небесах».
Но вывод из этих мыслей сделал практический. Сейчас разрешено в миру священникам одеваться в обычное платье. Вот все и пользуются этим. «Надо и мне испросить благословение, чтобы для поездок завести что-то. Коли дело секретное, то лучше так-то не светиться!»
Через широкие ворота мимо белостенных башен по мощенной камнем и политой свежим дождичком мостовой вошел он вечерком в этот знаменитый и богатый монастырь.
