10
Минареты, которые пьют воду, знакомство с Любимой, опасности любви, признания на берегу
Когда я проснулся тем утром, синих зайцев не было. Никто не знает, куда они исчезли, но вместо них я увидел что-то, напомнившее мне рассвет в Стамбуле. В те злосчастные дни я страдал бессонницей и совсем не мог заснуть. Я лежал с открытыми глазами до утра либо бродил по площадям и проспектам Стамбула, вероятно, напоминая случайным прохожим призрака с разбитым сердцем.
В один из тех дней под утро я пришел в Ортакёй. Уже начинало светать, и все было освещено первыми лучами солнца. Эти лучи выкрасили в красный цвет воды Босфора, и от этой красноты мои глаза, такие же красные от бессонных ночей, жгло, словно перцем. На улицах никого не было. Ни людей, ни машин, ни пароходов и, что самое странное, ни птиц, ни котов. Весь мир словно вымер.
Именно в тот момент я увидел, что оба минарета мечети Ортакёй, слегка вздрогнув, наклонились, затем мягким движением, словно вытянувшие шею лебеди, потянулись к проливу и попили воды. Их наклон образовал две очень красивые дуги на фоне купола. Движение минаретов было очень аккуратным и произошло синхронно. Оно напомнило мне последнюю сцену балета «Лебединое озеро», которую я видел в Большом театре в Москве.
Я посмотрел на противоположный берег Босфора и увидел, что минареты всех стоявших на берегу мечетей склонились попить воды. Они погрузились в воду до самых балкончиков. Значит, именно так минареты пьют воду, когда никто не видит. Те мечети, что стоят на берегу, наклоняют свои минареты к морю, а что же делают те мечети, что стоят далеко от берега? Они, наверное, пьют воду из бассейнов или из мелких рек.
Минареты мечети Ортакёй через некоторое время медленно и синхронно поднялись, отряхнулись и вновь застыли. По ним стекала вода, они блестели на солнце, однако быстро высохли. По мере того как на улицах становилось людно, все приобретало обыденный вид, и никто не заметил того, что произошло.
Начиная с того самого дня, иногда вместо синих зайцев по утрам я вижу эти минареты. Но гораздо реже я вижу коня, черного, как вороново крыло. Он огромный и сильный, шкура лоснится на солнце. Кажется, что в его теле прячется целый табун.
Все, о чем я говорю, это не сны – сны мне не снятся. Все это какие-то видения, фантазии, даже не знаю, как их назвать. Но они посещают меня, когда я уже проснулся, но лежу с закрытыми глазами.
Я не собирался рассказывать молодой журналистке о том, что однажды видел минареты, которые пьют воду. Она и так была сбита с толку моими рассказами и пыталась понять, где правда, а где вымысел. Ночью она и в самом деле принялась разглядывать фотографии того отеля в Минске: шикарный вестибюль, вращающуюся дверь, швейцаров в униформе. Все это помогло ей лучше понять историю Михаила и живо представить ее. Так она сама сказала. Современные технологии помогают оживить любой рассказ, каким бы он ни был заурядным, и наполняют его интересными деталями, а за эти детали она была мне очень благодарна.
Утром девушка начала общаться со мной гораздо вежливее, чем прежде, но я понимал – это неспроста: какие-то мысли крутились у нее в голове. Наверняка она собиралась меня о чем-то попросить, иначе с чего бы вдруг такая вежливость, внимание и хвалебные речи в мой адрес от этой невероятно норовистой девицы?
Довольно скоро, за завтраком, стало ясно, чего она от меня хочет.
– Я могу вас попросить кое о чем?
– Конечно, – ответил я. – Ты можешь попросить у меня все, даже мою жизнь.
– Хватит издеваться! – нахмурилась журналистка. – Я говорю серьезно. Я бы хотела записать интервью с вами. Вы необычный человек. Читателям нашей газеты будет очень интересно узнать о ваших историях.
Я резко отказал ей, и она сразу поняла, что меня не стоит уговаривать. С чего вдруг мне, человеку, который даже газет не читает, выставлять свою жизнь на всеобщее обозрение и нарушать собственный покой? Возможно, я могу показаться кому-то необычным или даже интересным, но лично мне нет до этого никакого дела.
У этой журналистки была детская привычка выпячивать нижнюю губу, когда что-то шло не так, как ей хотелось. Так делают маленькие девочки, когда собираются заплакать. Эта привычка у нее, скорее всего, сохранилась с детства.
– Ну и ладно, как хотите, – сказала она. – У меня все равно есть к вам некоторые вопросы. Позвольте мне задать их не для печати?
Не знаю, почему я ответил согласием. С задумчивым видом она спросила:
– У вас бывают потери памяти?
– Как же может человек, который страдает потерей памяти, об этом знать? – изумился я. – Ведь он память потерял. А если он что-то вспомнит, то и потери никакой нет.
– Бывает так, что вы не можете вспомнить, как провели некоторые часы дня? Например, что делали?
– Например? Скажи конкретно, что ты имеешь в виду.
Она помялась:
– Ну, например, вы не помните, как уходили из гостей из дома Арзу?
