посмотрел и на пса. Из-за калитки он крикнул: «Бросай писать всякую чушь в эту свою тетрадь!» С этими словами сел в ожидавшее его такси и был таков. Я долго смотрел вслед машине. Мне казалось, что все происходящее – какой-то рассказ, а я герой этого рассказа. Вот бы все так и было, подумалось мне, вот бы все это было событиями романа, я бы мог вернуться к первым его страницам. Но когда же я рассказывал Мехмеду о своей тетради? Откуда он про нее знал?
Спустя некоторое время я пришел в себя от какого-то звука. Оказывается, девушка проснулась и подошла ко мне.
– Ты чего стоишь у раскрытой калитки посреди ночи? Кого ждешь?
Я повернулся к ней, но ничего не ответил.
– Я слышала голоса, – продолжала она. – Ты кричал: «Мехмед!». Что происходит?
– Мехмед приезжал, – сказал я. – Но, к сожалению, я его упустил. Ляпнул кое-что, что не нужно было говорить, он и уехал. Наверное, больше не приедет.
– Приедет, – сказала гостья. – Иметь брата-близнеца нелегко, но все время тянет к нему, так что он непременно приедет.
По ее глазам было видно, что ей очень хочется спать, она ступала неуверенно. Я заметил, что она не застегнула верхнюю пуговицу на блузке. Но кроме этой досадной случайности, больше недостатков у рубашки не было. Значит, спит она голой, наверное, просто в белье, а проснувшись, одевается.
23
Странные животные на лугу и господин прокурор
Утром, пребывая между сном и явью, я наблюдал совершенно необычную картину, хотя был уверен, что мысли мои будут заняты только Мехмедом. Так вот, мне виделся просторный зеленый луг у дороги, а за ним море. Я смотрю на луг, а на нем – тысячи животных: пестрые коровы, быки, телята, кудрявые бараны, овцы, козы, прыгучие козлята, свиньи, кони, куры, петухи, утки, гуси, зайцы, олени, куропатки, перепелки, фазаны, ослы и прочая живность. В море за лугом – я вижу рыб: кефаль, окуней, хамсу, барабулек… Тысячи рыб всех цветов и размеров скользят в волнах.
Я двигаюсь по направлению к стаду. Животные тотчас замирают, перестают прыгать, пастись, жевать жвачку и принимаются пристально смотреть на меня. Одни смотрят враждебно, другие – злобно, а большинство с упреком. Ближе всех ко мне крошечная, белоснежная курчавая овечка. Я, полный намерений установить дружеский контакт со всем стадом, опускаюсь перед овечкой на колени и принимаюсь говорить ей всякие ласковые слова. Овечка, громко крикнув: «Беее!», убегает и прижимается к матери. Вслед за этим все животные принимаются ворчать, выть, стонать, жаловаться на судьбу.
– Да что с вами такое? – спрашиваю я их. – Я же не собираюсь причинять вам вреда. Я же ваш друг! Почему она от меня убежала?
И тут мать беленькой овечки отвечает мне:
– Потому что ты ее съел!
Я растерян.
– Как это – съел?
– А так – взял и съел! – отвечает мне взрослая овца. – Съел ее всю, порубленную на куски, съел ее маленький задок, даже внутренности все ее проглотил!
До меня постепенно начинает доходить, почему все звери так осторожны. Ко мне обращается корова, и выясняется, что я не ошибся.
– Мы – животные, которых ты съел до настоящего времени, – говорит она. – Ты съел всех нас. По крайней мере, хотя бы одну нашу часть.
– А что, я и эту лошадь съел?! – восклицаю я.
– Да! – отвечает лошадь, шумно выдохнув воздух. – Помнишь, ты работал в России и однажды с друзьями отправился посетить Киргизию. Там вас угощали мясом дикой лошади!
– Кажется, вспоминаю, – сказал я.
– Там еще в качестве киргизского обычая вас прежде угостили моими ушами.
– Да, было такое, – согласился я. – Теперь вспомнил. Хрящ был очень твердым, жевать его было трудно, но за столом все смотрели на меня, и я, чтобы не опозориться, вынужден был жевать.
– Это и были мои уши! – грустно вздохнула лошадь.
– Вы уверены? – спросил я. – Вас здесь тысячи. Я не мог съесть вас всех.
Отозвался старый бык:
– За целую жизнь человек съедает две, а то и три тысячи животных!
Мне стыдно.
