Видимо, Валька не могла себе представить, что Барби Маша может спать не в собственной роскошной кровати.
Барби Маша, лежа в потемках на узком диванчике, ничего не сумела сделать — ни крикнуть, ни выскочить навстречу жадной лапе Вальки, чтобы спасти Барби Кэт.
И теперь, глядя в темноту, она плакала в душе и спрашивала себя: почему она не спасла Барби Кэт?
Провожая волшебницу Барби Машу в мир, мастер Амати дал ей возможность спасать других, но сказал, что себе самой она ничем, к сожалению, помочь никогда не сможет.
Значит, Барби Маша должна была выступить вперед, чтобы схватили ее, а не Барби Кэт.
Барби Маша обязана была подставить себя вместо Кэт!
Но не сделала ничего.
Куколка Барби Маша лежала и размышляла.
И она поняла, что в данном случае, наверно, спасала не себя: какой-то страх, она это чувствовала, висел в воздухе — и если бы Валька схватила именно ее, то Маша никогда никому бы помочь не смогла.
А сейчас, на свободе, Маше много чего приходило в голову.
Она поняла, что ворона Валька замышляет что-то жуткое.
До сих пор Барби Маша не вступала с ней в борьбу, так как считала, что ворона почему-то охотится именно за ней, — а ведь сама Маша не имела права себя защитить.
Но теперь она поняла, что опасность угрожает не только ей, и надо выяснить кому — может быть, деду Ивану. Может быть, еще кому-нибудь.
Приходилось все рассчитывать на два хода вперед и действовать!
Вот, наверно, почему она затаилась и разрешила Вальке унести Барби Кэт.
Надо было разведать, что ворона собирается совершить.
Нужно было проникнуть к ней в дом, но Маша не могла.
Вспомним, что все ученики мастера Амати были добрые волшебники и не представляли себе, что можно влезть в чужой дом без спроса или со шпионскими намерениями.
Валька была не в счет, она не была ученицей мастера и нарушала правила, действовала грубой силой, используя уроки Амати в своих целях.
Барби Маша взялась за свой волшебный телефон и связалась с Барби Кэт.
— Как ты себя чувствуешь?
— Ой, я лежу закрытая в кухонном столе… Здесь так грязно и ходят какие-то домашние животные, такие жесткие… как утюги… С усами… На меня наступают… Раз, два, три… У них по шесть ног…
— Терпи, я тебя скоро освобожу… Ты можешь передавать мне все, что говорят в этом доме?
— Наверное, могу. Ой, Маша, в соседней комнате сидит Валька… С ней какой-то толстый человек… Они смотрят телевизор и смеются, там у них сорок экранов…
А тем временем Валентина Ивановна и Сила Грязнов, каждый со своей бутылкой, каждый в своем кресле, хохоча, нажимали на пульты.
Гремела музыка, симфоническая и всякая другая, шли вечерние конкурсы с выигрышем автомобилей, прыгали по экранам убийцы, динозавры и железные великаны, вампиры и красавицы с искусственными носами, зубами и подбородками.
Каждые пять минут пьяный Эдик порывался принять участие в конкурсе, дать по морде президенту, дать по шее фигуристке, чтобы она упала зубами об стенку, заткнуть оратору рот сапогом, придушить вон ту кошку или проткнуть шину у чемпиона авторалли: он слишком живо воспринимал телевидение.
Ленивая Валентина Ивановна сидела, как кучка больших тыкв, в своем кресле и ничего ему не разрешала, тогда Эдик визгливо на нее кричал.
Барби Кэт вела репортаж:
— Он сбегал сюда, на кухню, и взял с плиты сковородку… замахнулся… Запустил в Вальку… Не попал… Она превратилась в кобру, стоит на хвосте… Раздула капюшон, шевелит языком… и чем-то стучит… Хвостом… Он залез под кровать, пищит… Она превратилась опять в Вальку… Он не вылезает… Боится… Она говорит: «Испугался, дурачок?» Он говорит: «Ух ты, змея…»
Дальше разговор у Вальки и Грязнова был такой (причем она стояла на четвереньках, заглядывая под кровать):
— Когда мы получим все, ты будешь кем хочешь.
— Кем? — говорил Сила из-под кровати.
— Ну хочешь — Римским Папой?
— А кто это?
— За границей он главный в церкви.
— Да ну… Молиться, что ли?.. Да ну!
