в Каа-Хеме и сейчас искала место поближе к их дому, пока безуспешно. Деньги, подкопленные, подаренные на свадьбу, имелись, и решили поехать. Андрей нашел дополнительную причину:
«Хоть на племяша гляну».
Получение приглашения, подготовка и отсылка документов на визы, ожидание виз… Яростным противником поездки стал Михаил:
«На хрена вам сдалась эта Эстония? Она вон под америкосов ложится, ноги раздвигает шире некуда, русских гнобит, а вы…»
Андрей вяло оправдывался:
«У меня там родители, сестра».
«Они русские у тебя?»
Андрей кивал.
«Ну так пусть сюда и едут. Вам-то на хрена?! Бабло еще в их кормушку сыпать. Сколько они за визу дерут?»
«Да ладно, мелочь. Красиво там, Алина посмотрит».
«Лучше б в Томск съездили, в Иркутск. Во, на Байкал!»
Сам Михаил, кроме Северного Кавказа, где служил, и Красноярска с Абаканом, нигде не бывал. О той России, что за Уралом, чаще всего говорил, как о чем-то почти чужом, считая Сибирь отдельной страной. То ли сам наткнулся, то ли друзья-казаки подсказали почитать Потанина – «не олигарха этого, а правильного, в начале прошлого века жил», – и теперь часто о нем вспоминал, цитировал наверняка очень вольно, приписывая ему свои мысли:
«Сибирь сама себя всем обеспечивать может. Здесь все есть, чтоб рай земной устроить, а не быть придатком. Сперва каторжан спихивали, ворьем всяким, душегубами набивали, теперь нефть выкачивают, газ, тайгу рубят, реки вон все в гнилые водохранилища превратили. И всё, сука, на экспорт, в Китай. Создать Сибирскую республику от Байкала до Тюмени и жить королями. Без Москвы и китайцев».
Андрей эти разговоры не поддерживал. Не то чтобы был абсолютно против, но понимал – такого никогда не случится. А Михаил, словно угадывая это чувство, убеждал:
«Вот смотри. Где логика в делении России и вообще Советского Союза? Союзные республики, автономные… автономные области еще, округа национальные, края, области просто. Помнишь, наверно, из истории, что была Карело-Финская Республика. Шестнадцатая. И ведь останься она в этом, как его, статусе, и она бы в девяносто первом сбежала. А? А на всю Сибирюшку, на весь Дальний Восток – ни одной союзной республики не было. Хотя столько народов живет. Чем хакасы или буряты хуже эстонцев ваших? У хакасов когда-то государство было – мама не горюй! От Амура до Иртыша и на юг до Индии! Или чукчи. С ними даже Сталин не смог справиться – как жили своим миром, так и живут».
Михаил останавливался, понимая, видимо, что зашел в своих рассуждениях не совсем туда, и объяснял:
«Я это к тому, что надо было Сибирскую Союзную Республику делать, Дальневосточную. И пусть бы они, когда пошла такая замута в девяносто первом, сами решали… И Ельцин бы, слушай, Беловежье так легко бы не подписал. Подумал бы, гад, с чем останется. С Москвой и Рязанью ему бы долго не протянуть было… Согласен?»
«Ну, наверно», – пожимал плечами Андрей.
«Да не наверно, а точно! А теперь их всех кормим… И всем – враги! Прибалтам, грузинам, Средней Азии, Молдавии, Украине даже! Не знаю, как в Москве, а у нас тут каждый второй – украинец или полуукраинец по крови, фамилий каких только нет, со всей бывшей империи… Мы б с ними со всеми нормально договорились. Они ж не от нас прочь лезут, а от Москвы».
Тогда, в две тысячи шестом, слушая Михаила, Андрей мысленно улыбался его наивности и простоте, а теперь, в две тысячи четырнадцатом, удивлялся прозорливости. Но и тогда, и теперь он повторял про себя: «Всё сложнее, всё куда сложнее». И знал лишь одно: сам он, Андрей Топкин, должен жить здесь, должен держаться за эту землю.
Он постоянно встречал считавших так же и неизбежно терял их…
В конце марта отправились с Алиной в свадебное путешествие. Ее родители волновались, словно провожали дочь в опасный путь и не надеялись увидеть снова. Михаил был мрачен, его жена Ира завистливо поглядывала на золовку, сестра Алины напоминала, что там купить, какие сувенирчики – было очевидно: за последние недели она изучила Эстонию при помощи интернета до последней мелочи.
Известным Андрею, но уже подзабытым путем – из Кызыла на автобусе в Абакан, из Абакана самолетом в Москву, а из Москвы самолетом в Таллин – прибыли на родину его родителей. Малую историческую, а теперь и настоящую, по гражданству…
В аэропорту их встречал высокий красивый мужчина лет сорока. В костюме и галстуке. Типичный киношный клерк из офиса. В руках держал бумажку с надписью:
Оказалось, что это Вольмер, муж сестры Татьяны. Вернее, гражданский муж. Сожитель. «Ребенка заделали, а отношения не оформили, – подумал Андрей с каким-то стариковским осуждением. – Ну а что, – тут же возник внутри новый, издевательский голос, – я вот третий раз оформляю, а толку…»
На парковке стоял кроссовер «фольксваген» Вольмера. Загрузились, поехали. На восток, в Тарту.
«Как Татьяна, – больше из вежливости, чем из любопытства интересовался Андрей, – Юрик?»
«Юри, – поправил Вольмер. – Всё хорошо. У Танья были проблемы с молоком, но теперь хорошо».
