На открытие приехали высокие московские люди – тогдашний министр МЧС и главный в партии «Единая Россия» Сергей Шойгу, министр спорта Вячеслав Фетисов, олимпийские чемпионы… Андрей смотрел репортаж по телевизору вместе с Алиной и со страхом ждал, что она предложит: «А давай как-нибудь сходим». Но она молчала. Может, знала от отца или брата, кто такой этот герой для русских, может, сама прочитала, а скорее всего, просто пока не осознала, что туда, где побывали такие известные господа, возможно попасть простому смертному.
Не бывали они там и позже, даже когда стал подрастать Данька. К моральным причинам добавились и вполне конкретные: оказалось, что спорткомплекс построен из вредных материалов, у искусственного льда повышенная токсичность… (В «Субедее» Топкин окажется через несколько лет после открытия, по работе – будут менять часть окон, которые, по определению бригадира, строители поставили «жопой».)
Но ладно с этим «Субедеем». Как он сходился с Алиной? Как она стала его женой? Хм, а ведь сложно вспомнить…
Однажды, уже поздней осенью две тысячи пятого, значит, почти через полгода после начала общения, провожая Алину на такси домой, он увидел в ее глазах не то чтобы страсть, призыв, а решимость, которая сразу возбудила, распалила, заставила спросить низким, мужским голосом:
«Может быть, ко мне?»
И Алина кивнула. Коротко, резко. И отвернулась.
«Меняем маршрут», – сказал Андрей водителю, назвал свой адрес.
Водитель бормотнул недовольно и неразборчиво, включил рацию, забубнил в ее трески и щелчки:
«Урана, эт Эдя, который от муздрама до Серебрянки везет… Клиенты передумали, блин. Теперь до Калинина, дом двадцать шесть. Посчитай меня».
«А ты где сейчас?» – спросил в ответ женский голос.
«К “Востоку” подгребаюсь».
Через полминуты из динамика прозвучала новая сумма проезда. Почти в два раза выше.
«Ничего», – мысленно успокоил себя Андрей и в то же время почувствовал подрагивание в ногах, пощипывание пальцев; только сейчас осознал, что вот-вот произойдет секс. Которого у него давным-давно не было. И не очень-то хотелось…
«А родители волноваться не будут?» – спросил Алину.
Не оборачиваясь к нему, она снова резко и коротко дернула головой, но теперь отрицательно, и сказала:
«Не будут. Я предупредила».
Вот так-так – предупредила. Значит, знала заранее… А еще говорят, что мужчины всё решают. Он стал по-другому глядеть на Алину, подозревая в ней опытность, расчет, представлял раскинутые сети…
Она оказалась девушкой в том смысле, какой это слово имело первоначально. До Андрея у нее не было мужчины. Он понял это еще до секса – по тому, как она боится, как неумело, некрасиво раздевается. И спросил напрямую, довольно грубо:
«Точно хочешь сделать это со мной? Чтоб я это сделал? Может, у нас ничего не получится дальше… в будущем».
Она каким-то и лепечущим, и уверенным голосом ответила:
«Я хочу, чтобы ты был первым. Единственным. Я не знаю, но я влюбилась… В тебя».
Его не тронули ее слова. Наоборот, появилось такое странное – а может, и не странное – желание: своими словами Андрей не мог его сформулировать, но вовремя вспомнилась строчка из Есенина – «изомну, как цвет». Правда, у Есенина там про хмель страсти, а он был спокоен и рассудителен.
Раздевшись, прошел к шкафу, достал старую простыню. Развернул на четверть, постелил на то место, где должен был оказаться зад Алины. Сказал:
«Ложись».
Она, подрагивая, потирая, будто замерзла, плечи, легла… А утром повела себя как хозяйка. Не нагло, а так – со скромностью, но все же по-хозяйски. Проверила его запасы в холодильнике, в тумбочке, где лежали крупы, макароны. Осмотрела посуду.
«Я приготовлю яичницу? – предложила. – Или могу оладьи сделать. У тебя вот сгущенка есть».
«Можно оладьи». – Андрей хотел казаться равнодушным и холодным, а на самом деле чувствовал умиротворение и тихую радость. Алина была какой-то уютной и на расстоянии теплой…
Стоял в дверном проеме между прихожей и кухней и наблюдал за новой девушкой в квартире. Казавшаяся полноватой в джинсах, кофтах, сейчас, в тонком халате, который Андрей специально держал для таких вот, оставшихся у него на утро, она выглядела стройной и фигуристой. Розоватые крепкие ноги, шары плеч прямо вопили о здоровье, женской силе.
Она энергично, умело взбивала вилкой тесто для оладий, лицо было сосредоточенно, серьезно. Вся погрузилась в этот процесс… Уловила взгляд Андрея, обернулась, в глазах появилась растерянность и испуг – «я не то делаю?» Но он улыбнулся, и ее лицо стало счастливым. А потом – озабоченным:
«Тебе ведь на работу сегодня?»
«Да… надо собираться… работать, – медленно сказал Андрей и добавил после еще одной паузы: – Оставайся».
И она осталась. И стала жить.
О загсе не поминала, не мечтала вслух о свадьбе, но с каждой неделей каким-то образом – не словами, не взглядом, не показной грустью, а иначе,
