Кизляр полезет через полгода, как дембельнулся, я б… Я бы им, сука!..»
Вместо войны Михаил занимался укреплением своего хозяйства – пятнадцати соток каменистой земли на южной окраине Кызыла. Вернее, каменистой земля была вокруг, а у Михаила и его семьи – чернозем и перегной на два штыка лопаты.
Их владения окружал глухой, внахлест, двухметровый забор с колючей проволокой поверху, ворота были железные, окна избы закрывались на ночь ставнями со стальными пластинами и штырями. Штыри просовывались в просверленные в стенах сруба отверстия и закручивались изнутри болтами.
«Крепость, – гордо говорил Михаил. – Я отсюда никуда не уйду. Моя земля».
Андрей кивал, давя кривящую губы ухмылку. Те же слова он слышал от Женечки. И где она теперь? Свалила при первом же удобном случае… А до нее слышал от первого тестя – отца Ольги. Родители Ольги тоже свалили из Кызыла – живут теперь по ту сторону Саян, в Шушенском.
Правда, и ухмылка лезла на лицо как-то робко – Михаилу верилось. Тем более что он был членом казачьего общества. Не войска, а именно общества. Что-то типа «Тувинские казаки».
«Нас больше ста человек уже, – рассказывал Михаил, – и записываются каждую неделю. И тувинцы есть. Православные. Наелись своей самобытности, суверенности. Куда они без России?»
У Михаила была форма с красными погонами.
«По уму-то мы должны не к Енисейскому войску приписаны быть, а к Забайкальскому. Тут забайкальцы стояли».
На погонах – по три лычки.
«Урядник. Из армии сержантом ушел, автоматом звание перешло… Некоторые звания тут получают чуть не каждые полгода. Сами себе вешают. Я против. Заслужить надо, важное что-то сделать».
Он показал шашку. Вроде как настоящую. Открыл узкий высокий сейф и вынул карабин, травматический пистолет с толстым коротким стволом.
«Если кто всерьез сунется – шмальну без разговоров. Пусть знают. Я себя и семью свою зачмырить не дам».
Познакомившись с семьей Алины ближе, Андрей заметил, что Михаил повторял слова отца. Но тот вел себя сдержанней, фразами не бросался. Георгий Анатольевич больше делал, чем разглагольствовал.
Шаталовы, Паха Бахарев, еще несколько парней из бригады укрепляли надежду Андрея, что Тува действительно останется частью России. Не формальной, не по документам и обозначению на политической карте, а… как там? – культурно, духовно. Не отвалится так же, как республики на севере Кавказа, где, говорят, люди со славянскими лицами воспринимаются уже как инородное что-то, чужое, а русский язык вызывает изумление и напряг.
Хотя в Дагестане многие общаются по-русски, но лишь потому, что аварцу, например, его выучить легче, чем десяток языков людей тех народностей, что живут рядом, – лакцев, кумыков, даргинцев, табасаранов…
Дагестан – исключение. В остальных республиках да местами и на Ставрополье, Кубани, в Ростовской области русский язык стал не нужен: в школах, а потом и вузах учили на своем, в магазинах, поликлиниках, учреждениях общались по-своему… Так, во всяком случае, рассказывали те, кто там побывал, и Андрей верил. Жизнь в Кызыле подтверждала это: русская речь звучала все реже, устроиться на работу нетувинцам становилось трудней и трудней. Выручали русские бизнесмены, которые старались брать своих, но и самих бизнесменов прижимали, зажимали, разоряли, выдавливали за пределы Тувы…
Летом две тысячи шестого на южной окраине города по дороге в аэропорт началось строительство грандиозного сооружения – многие сомневались, что не бросят, достроят, – спортивного комплекса с искусственным катком.
Строительство курировали, как это принято теперь называть, очень серьезные люди, бригады были из-за Саян, поэтому фирму, в которой работал Андрей, туда не подпускали. Но не в этом суть.
Когда зашла речь о том, как назвать комплекс, всплыло имя Субедея, военачальника из армии Чингисхана, потом Батыя. Местные историки откопали сведения, что Субедей был по происхождению тувинец. Ну, не тувинец, но из тех, кто жил на территории нынешней Тувы в тринадцатом веке.
Идея назвать спорткомплекс в честь этого персонажа возмутила крошечную – ту, что еще имела возможность и способность на что-то как-то реагировать, – часть русского населения:
«Он на Калке на русских князьях пировал! Он Рязань сжег, Коломну, Москву, Владимир, Киев! Вырезал десятки тысяч в Китае, Средней Азии, на Кавказе, в Восточной Европе! Он кровавый монстр просто-напросто».
Тувинские историки отвечали:
«Во-первых, Субедей-маадыр – великий полководец, не проигравший ни одной битвы. Им восхищался ваш русский историк Лев Гумилев, его талант признавал Карамзин. Во-вторых, в честь многих завоевателей по всему миру называют сооружения, парки, им ставят памятники. Субедей-маадыр участвовал в создании великой империи, самой большой по территории за всю историю человечества, и его имя должно быть увековечено на его родине!»
Открытый спор прекратило мнение из федерального центра: каждый национальный регион имеет право на своего героя. Пусть в Туве таковым будет полумифический, из далекого прошлого соратник Чингисхана.
Спорткомплекс называли «Субедей», а немного позже в его фойе поставили статую из желтого металла. Воин в монгольских доспехах.
