пассажирскую дверь и выразительно оглядел меня. Я демонстративно ее захлопнула, открыла заднюю и уселась.
– Куда едем?
– Пока прямо, далее по обстоятельствам.
Я набрала номер Светы:
– Привет, это Саша Калинкина! Как дела?
– Привет, нормально!
– Слушай, мне нужна твоя консультация. Ты сейчас где? – прямо спросила я.
– У себя в офисе.
– А где у тебя офис?
– На «Калужской».
– А точнее?
Света подробно объяснила, спросила, когда подъеду.
– Далековато. Я, сама знаешь, из дома дальше чем на триста метров не удаляюсь. Может, будет у тебя время, заскочишь? Созвонимся?
– Лады, созвонимся.
– Едем! – сказала я таксисту и продиктовала адрес.
Ситуация повторилась, только теперь я два часа слушала заунывную восточную музыку. Надо купить наушники. Каждый второй с наушниками в ушах, и никто никого не терзает своими музыкальными пристрастиями. Таксист со мной не пытался вести бесед, что мне только нравилось. Он не старался скрыть своего презрения, что меня не волновало. Когда я попросила сделать музыку потише, он никак не отреагировал. Мол, ты платишь деньги, поэтому я вынужден тебя, практически голую продажную женщину, терпеть, но сила звука в оплату не входит.
Светлана вышла из здания, и я сумела ее хорошенько рассмотреть. Напрасно она носила обтягивающее нехрупкую фигуру яркое платье, под которым угадывалось корректирующее белье. Бывает степень полноты, которую скорректировать уже невозможно, по себе знаю, а только замаскировать нарядами-балахонами. Света производила впечатление уверенной в себе деловой женщины, хорошо выглядевшей, но отчаянно молодящейся. Это только кажется, что подобные попытки незаметны, еще как видны и внушают жалость.
Света села в свой автомобиль, я велела таксисту следовать за ним и не упустить, «двойная плата, если не потеряете». Он упустил ее даже не на светофоре, а на ровной дороге, правда, забитой машинами как горная речка лососем, идущем на нерест.
– Ах, что б тебя! – выругалась я.
Таксист понял так, что мы перешли на «ты».
– Слюшай, пилаты ни нада, ище тысичу поверху. Дашь? У тебя кавартира есть гиде дашь?
Проняло-таки его, правоверного мусульманина, совместное пребывание с неверной порочной гурией в закрытом пространстве. Я не обиделась и не изображала оскорбленную невинность, как со Стасиком. Если вы провоцируете, одеваетесь как продажная женщина, то не следует ждать, что к вам станут относиться будто к монашке. Кроме того, мне не хотелось искать другое такси.
– Договорились, – сказала я. – Едем обратно в Сокольники. И без музыки!
Совсем без музыкального сопровождения не обошлось. Таксист напевал, мурлыкал, предвкушал, бедный.
Когда такси остановилось у моего дома, я сделала вид, что звоню по телефону. В отключенный аппарат сказала:
– Милый, я сейчас буду! – Протянула деньги водителю. – К сожалению, не получится, муж дома. Спасибо! Всего доброго! – И вышла из машины.
Вечером позвонил Женя. Сказал, что приехал раньше и если у меня появятся планы на ближайшие или не ближайшие дни… но если я занята… Он запутался и, кажется, слегка напугался собственной смелости. Я же отметила, что последние сутки тосковала без него значительно меньше. Лучшее средство от печали – чужие проблемы, которые вы нахально пытаетесь решить.
– Евгений Евгеньевич, у вас есть машина?
– Есть. Вас надо куда-то отвезти?
– Да, то есть не совсем. Скажите, а вы по своей первой специальности, то есть по второй, если вести отсчет от Бауманки… Словом, когда вы учились на разведчика, у вас не было спецкурса по наружному наблюдению? Я правильно называю, когда следят за объектом, висят… или сидят?.. на хвосте?
– В общем, правильно. Александра Петровна, разве я говорил, что учился в Бауманке?
– Иначе откуда бы я это взяла? Моя просьба, наверное, неуместна. Но понимаете! Таксисты совершенно не способны ни висеть, ни сидеть ни на хвосте, ни на аркане. Кроме того, они все ко мне клеятся, пристают.
«Все» прозвучало так, словно таксистов было не двое, а по меньшей мере дюжина.
– Хорошо. Куда и в котором часу мне завтра подъехать?
Утром, когда я вышла из дома, Женя уже ждал, стоял около автомобиля, черного, гладкого, не «Жигули», больше ничего сказать про машину не могу.
