этого я действительно не спал. Он совершенно пришел в себя.
– Умираю с голода! – сказал Дэмиан. – У тебя есть еда?
– А подождать нельзя? Завтрак скоро.
– Боюсь, что нельзя. Если хочешь, я могу сам сходить посмотреть.
Такой расклад показался мне неприемлемым, и я заставил себя встать и натянуть на пижаму халат. По всем этим одеяниям легко проследить дату описываемых событий, так как, подобно большинству мужчин, за последующие десятилетия я в какой-то момент отказался от одежды для сна. Итак, я двинулся по спящей квартире, а Дэмиан шел за мной следом. С большим трудом удалось отговорить его от идеи поджарить яичницу, и он согласился на миску мюсли, тост и чай. Чая я себе тоже налил. Мы кое-как уместились за крохотным кухонным столиком, и Дэмиан засмеялся.
– Что смешного?
– Да весь этот вечер! Бог знает, что завтра напишут в газетах!
– Не про нас, в этом-то все и дело. Бедная Терри!
Кажется, никто не пожалел нашу хозяйку за все понесенные потери. Мне подумалось, что пора кому-нибудь и посочувствовать ей.
– О ней не беспокойся, – покачал головой Дэмиан. – Она станет героиней новостей. Может быть, это был ключевой момент всего сезона.
– Вероятно.
Сейчас уже можно сказать, что этот прием и на самом деле стал знаменательным для многих из нас. В нем причудливо слились прошлое, настоящее и будущее. Анархическая, дестабилизирующая контркультура, которой суждено было впоследствии победить, хотя и не так, как тогда предсказывали, влетела в двери нашего маленького уютного мирка, напоминающего довоенный, и унесла с собой.
– Не знаю, почему мне так хочется есть. – Дэмиан закинул в тостер еще один кусок безвкусного хлеба. – Гашиш вызывает голод?
– Не у того спрашиваешь.
Он глянул на меня, выдержал паузу и решился:
– Ты, наверное, был шокирован, когда отодвинул тот занавес.
Я молчал, не от негодования и не от обиды. Просто не мог представить, какие слова адекватно донесут мою идею, потому что не знал, какую идею здесь стоит донести.
– Я знаю, что она тебе нравится, – кивнул Дэмиан, словно я ему ответил.
– А я ей? – невольно вырвалось у меня.
Порой мы бываем удивительно занудны. Странно то, что я не до конца понимал, какой ответ мне бы хотелось от него услышать.
Дэмиан пожал плечами, намазывая себе масла:
– Насколько я знаю, то, пожалуй, да.
– А ты?
Вопрос был странным по формулировке, и Дэмиан посмотрел на меня:
– Что ты имеешь в виду?
Дело было в том, что мне хотелось его ударить. Прямо в лицо, тяжелым, размашистым, болезненным ударом, от которого он опрокинется навзничь, а то и раскроит себе башку о плиту. Я часто задумываюсь, каково это – жить в более жестком мире, чем тот, к которому я привык, в обществе, где сначала бьют, а потом задают вопросы. Всегда говорят, как отвратительно насилие, и оно, безусловно, отвратительно, но бывают в нем и приятные моменты.
– У тебя с ней серьезно? – спросил я.
– Прекрати этот дурацкий пафос! – рассмеялся Дэмиан.
– Я только хотел сказать…
– Ты хотел сказать, что ревнуешь. Так, что скулы сводит. И встаешь в жеманную позу старшего, чтобы уничижительно посмотреть на меня сверху вниз и дать мне понять, что я проявляю неслыханную дерзость, лезу не в свои дела и сошел с ума, раз осмеливаюсь мечтать о том, что мне не по чину. – Дэмиан положил себе на тост еще ложку джема.
Я не мог не признать, что каждое его слово – категорическая правда. Если бы, избив его до смерти, я вызвал любовь Серены к себе, то, не задумываясь, избил бы его, здесь и сейчас. Хрясь, наотмашь! Вместо этого я применил коварный прием:
– Мне казалось, что сейчас Серена – девушка Эндрю Саммерсби.
Это мне далось нелегко.
Дэмиан стрельнул в меня глазами:
– Почему ты так думаешь?
– Он как-то очень по-хозяйски с ней разговаривал, когда пришел ее искать. Ты тогда как раз ушел. А Эндрю появился и забрал ее с собой.
Дэмиан чуть раздраженно поморщился:
– Эндрю был на обеде, куда ей пришлось пойти, и сейчас ее родители действительно считают, что она встречается с ним. Поскольку и Эндрю разделяет
