– Пока не могу тебе сказать, – ответил я, – это не моя тайна. Но скоро расскажу, если тебе будет интересно.
– Будет. – Серена задумалась над моими словами. – После той гадкой ночи я больше не встречалась с Дэмианом.
– Это понятно. Большинство гостей тоже с ним не встречались.
– Но я часто его вспоминаю.
Серена сама заговорила о Дэмиане, и я подумал, что можно попробовать разрешить вопрос, давно не дававший мне покоя.
– Когда вы с Кандидой все это придумали и заявились откуда ни возьмись, чего вы добивались? Помню, как вы стоите на широкой, выжженной солнцем площади, в этой ужасной черной одежде, которую вам где-то пришлось одолжить.
– Дурацкая затея! – со смехом фыркнула она.
– Но на что вы надеялись?
Серьезный вопрос, и долгие годы он был под запретом. Но Серена не упрекнула меня, даже не посмотрела сурово за то, что я припираю ее к стенке.
– Ни на что, поскольку с нами увязались мои родители. Надо было отказаться от этой идеи, как только они заявили, что едут. Не знаю, почему я сразу этого не сделала.
– Но с чего началось? Когда вам впервые пришла эта мысль?
Серена покачала головой, и солнце блеснуло в ее волосах.
– Честно сказать, не знаю, чего я собиралась добиться, учитывая то, как я повела себя после всего. Наверное, я чувствовала себя загнанной в ловушку. И злой. Я вышла замуж, родила ребенка, а мне еще не исполнился и двадцать один год. Мне казалось, будто меня заманили в клетку и захлопнули дверь. Дэмиан воплощал в себе все то, чего меня лишили. Но все так глупо… Мы не были честны друг с другом, а от этого вечно происходят беды. Если бы мы сейчас были молоды, все было бы иначе, но что об этом толковать?
– Ты до сих пор чувствуешь себя в ловушке?
Она улыбнулась:
– Есть такой лабораторный эксперимент: если животных, довольно долго проживших в неволе, выпускают, они возвращаются, потому что это их дом. – (Мы неспешно шли, слушая пение птиц.) – Дэмиан когда-нибудь говорит обо мне?
Несмотря на раздражение, возникшее у меня условным рефлексом, как у собаки Павлова, вопрос был любопытен. Практически каждая женщина, встреченная мной в ходе поисков, спрашивала одно и то же, а Серена даже не была одной из претенденток. Дэмиан явно обладал качествами, о которых я в свое время и не подозревал.
– Конечно. Мы беседуем о тебе. Ты единственное, что нас с ним объединяет. – Я сказал это в шутку, но в ней было больше правды, чем я думал. Не знаю, как Серена восприняла ее, но она улыбнулась, и мы пошли дальше.
– Ты видел фотографию в твоей комнате?
– Видел.
– Очень показательная. Я для тебя ее поставила. Боже, как мы были молоды!
– Молоды, а ты еще и прелестна.
– Никак не могу понять, почему мы с тобой не сбежали за все то время, – вздохнула она.
От этого я остановился как вкопанный.
– Не можешь понять? А я легко могу. Я тебе не нравился. – Какой смысл было ходить вокруг да около.
Ее это немного задело, может быть, потому, что я как будто упрекал ее в чем-то, чего я, само собой, делать не собирался.
– Ты никогда не был достаточно настойчив, – наконец ответила Серена, явно пытаясь перевалить на меня часть вины за наш несостоявшийся роман.
– Просто я хорошо понимал, что, если будут настойчив, наша дружба станет невозможной и я исчезну из твоей жизни. Тебе нравилось, что я умираю от любви, пока это не переходит границы и не заставляет тебя испытывать неловкость. Я мог бы быть твоим в любой день, как только пожелаешь, стоило лишь поманить меня пальцем, и ты прекрасно это знала. Но я никогда не был тебе нужен, кроме как жрец в твоем храме. И я был счастлив. Если лучшего мне предложить не могли, я был рад угождать.
Когда Серена слушала этот откровенный монолог, в глазах у нее промелькнул ужас.
– Значит, ты все знал?
– Нет, – покачал я головой. – Разве что догадывался. Но теперь знаю.
– О боже… Слушая тебя, я чувствую себя тварью.
Но это была неправда, и надо было поспешить разуверить Серену, что я так не считаю.
– Вовсе нет. Долгое время все шло нормально. Я, «как истый рыцарь, скромность соблюдал»[71], а ты была la belle dame sans merci[72]. Как-никак, такое распределение ролей за сотни лет отлично себя зарекомендовало. Все пошло
