х… Фигне,? – быстро поправилась Шей.? – Особенно Лилли,? – добавила она и захихикала.
– А Лилли тебе не нравится?
– Да нет, она неплохая. Лилли перенюхала пороху больше, чем работники порохового завода. И облапошить ее нереально, если ты понимаешь, о чем я.
Улыбнувшись, я кивнул:
– Понимаю.
– Были занятия фитнесом и кулинарные курсы, они мне понравились больше всего. Я думаю, что, когда придет пора искать работу, я попробую найти себе что-то из этой области.
– Хорошо.? – Я очень надеялся, что это ее вдохновило.
Она улыбнулась и опустила взгляд на свои руки, словно не хотела дать мне понять, что какие-то мои слова могут ей понравиться.
– А что для тебя оказалось сложнее всего? – спросил я.
Шей подняла глаза, встретилась со мной взглядом и тут же разорвала зрительный контакт.
– Сложнее всего – границы. Не знаю почему, но в моей голове было записано, что если кому-то что-то от меня нужно, то я обязана это сделать, чего бы мне лично это ни стоило. Дурь, правда?
Она меня впечатлила.
– Не ты одна сталкиваешься с такими проблемами.
Слабая улыбка исчезла так же быстро, как появилась.
– Расскажи мне о фазе два.
– Ну, я продолжаю проводить много времени с Лилли, но уже не протестую против этого так сильно, как вначале. Я все еще от нее не в восторге, но верю ей. Пустого трепа она не терпит. А бесит меня, наверное, только то, что мне не всегда нравятся ее слова.
Я хорошо знал это чувство. Свои сессии у психолога я часто покидал с той же мыслью.
– Несколько раз я так выходила из себя, что успокаивалась только через два-три дня, и лишь потом понимала, что она пыталась до меня донести. Я уже сообразила: если я яростно с чем-то не соглашаюсь, то, скорее всего, потому, что просто не хочу этого слышать.
– Да, знакомо.
– Я начала сознавать, сколько во мне злости. Вот например: единственное, что давало мне хоть какую-то надежду за решеткой,? – это письма Элизабет, пожилой женщины, волонтера «Тюремного братства». Последнее письмо, которое я получила от нее перед тем, как выйти на свободу, меня очень расстроило и разозлило, потому что она искренне надеялась на мое будущее, а я не надеялась ни на что. Я так и не ответила ей, о чем с тех пор каждый день жалею. На этой неделе я наконец написала ей, где нахожусь, и что ее молитвы помогли, и что мне многого удалось достичь. А есть еще мой брат.
– Твой брат?
Она опустила взгляд.
– Я украла для него деньги. Он был в жутком положении и отчаянно нуждался в деньгах. Он убедил меня, что сможет их вернуть, но это оказалось чистой выдумкой. У него не было возможности вернуть мне деньги, и он это знал. Он бросил меня за решетку. И я на него злилась. Злость пожирала меня изнутри, пока я отбывала срок.
И это было вполне логично. Я обрадовался: Шей уже доверяла мне настолько, что рассказала о том, как попала в тюрьму.
– Но до тех пор, пока я не переехала в центр, я не отдавала себе отчета в том, что у меня уйма подавленных чувств к отцу и эти чувства проявлялись через саморазрушение. Так говорит Лилли. Она, похоже, думает: если кто-то физически причинит мне вред, я буду убеждать себя, что я это как-то заслужила.? – Она помедлила и ковырнула ногтем столешницу, прежде чем продолжить.? – Я не уверена, что готова во все это поверить, но хочу послушать ее и попытаться понять.
Я улыбнулся, побуждая ее продолжить.
– Лилли говорит, что ярость и горе идут рука об руку. И тут я тоже не знаю, стоит ли этому верить, но я помню, как злилась на маму за то, что она меня бросила, злилась, словно у нее был выбор,? – добавила Шей.? – Мама умерла, то есть не скажешь, что она упаковала чемоданы и сбежала.
У моих детей было точно такое же чувство – будто их бросили, и оно тоже выражалось негативно. Услышав от Шей, что она пережила то же самое после потери ее собственной матери, я наконец осознал, что именно Марк и Сара испытывали с тех пор, как мы похоронили Кэти.
– А какие занятия тебе больше всего нравится посещать? – спросил я.
Шей, похоже, несколько смешалась, словно искала ответ. И я боялся, что она скажет вслух только то, что, по ее мнению, я хотел бы услышать.
– На самом деле больше всего мне дали занятия по обретению эмоциональной свободы,? – сказала она. И как только она решилась на ответ, оказалось, что ей многое хочется рассказать об этих занятиях. Она казалась искренней, и чем дольше мы говорили, тем больше искренности я слышал в ее голосе.? – Я вовсе не должна взваливать на себя ответственность за все на свете. Я поняла, что, если у меня и есть хоть какой-то шанс на достойную жизнь, на то, чтобы сделать верный выбор, мне нужно отпустить все обиды, чтобы я смогла двигаться дальше. Начала я с отца, но еще не дошла до того, что сотворил со
