мужская футболка – его? – в руках она держала бутылку вина, и я увидела, как он покачал головой. Он наклонился над плитой, она подошла сзади, положила руки ему на шею, прильнула к его широкой спине и принялась массировать мышцы сильными круговыми движениями больших пальцев – фамильярный жест, говоривший о близости. Ногти на ее руках были покрыты темно-розовым лаком. У меня перехватило дыхание. Он откинул голову и закрыл глаза, капитулируя под яростным напором этих требовательных рук.
После чего с улыбкой повернулся к ней лицом, склонив голову набок, она рассмеялась и, отойдя назад, подняла бокал.
Больше я ничего не видела. Сердце так громко стучало в ушах, что я боялась потерять сознание. Я неуклюже попятилась и, развернувшись, помчалась назад по дорожке, дыхание с шумом вырывалось из груди, окоченевшие ноги в мокрых туфлях не слушались. И хотя машина была припаркована в пятидесяти ярдах от дома, до меня отчетливо донесся взрыв ее смеха из открытого окна. Точно дребезжание стекла.
Итак, я сидела в машине на парковке возле моего дома и ждала, когда Том пойдет спать. Я не могла прятать своих чувств, но и не хотела объясняться с Триной в присутствии Тома. Время от времени я бросала взгляд на окно спальни Тома: свет в его комнате зажегся, а через полчаса снова погас. Я выключила зажигание, мотор заглох. А вместе с ним и все мои мечты, что я так долго лелеяла.
Впрочем, мне не следовало удивляться. С какой стати? Кэти Инграм с самого начала выложила карты на стол. Нет, меня больше всего потрясло то, что Сэм был ее соучастником. Сэм не проигнорировал заигрывания Кэти. Наоборот, он ответил на мое сообщение, а потом приготовил ей ужин и позволил массировать себе шею, и это было прелюдией… к чему?
И всякий раз, как я представляла их вдвоем, мне приходилось хвататься за живот, согнувшись пополам, словно от удара под дых. Мне никак не удавалось избавиться от навязчивой картинки, стоявшей перед глазами. Я по-прежнему видела, как он откидывал голову под нажимом ее умелых пальцев. Слышала ее смех – призывный и очень интимный, словно она предлагала разделить с ней шутку, известную только им двоим.
Странно, но я не могла плакать. То, что я чувствовала, было больше, чем печаль. Я оцепенела, в голове звенели вопросы –
Не знаю, как долго я так сидела, но в районе десяти вечера я медленно поднялась по лестнице и тихонько вошла в квартиру. Я надеялась, что Трина легла спать, но она, в пижаме, с открытым лэптопом на коленях, смотрела по телевизору новости и улыбалась чему-то своему на экране лэптопа. Когда я открыла дверь, Трина подпрыгнула от неожиданности.
– Господи, ты напугала меня до мокрых штанов… Лу? – Она поспешно отодвинула лэптоп. – Лу? Ой, нет…
Именно это ее сочувствие и доконало меня окончательно. Моя сестра, считавшая физические контакты между взрослыми даже более неудобными, чем санация полости рта у дантиста, обвила меня руками, и внезапно внутри меня, где-то очень глубоко, открылся невидимый клапан, и я начала плакать, размазывая сопли, всхлипывая и захлебываясь от слез. Я рыдала так, как не рыдала с тех пор, как умер Уилл, оплакивая свои растоптанные мечты и свое разбитое сердце, с которым мне теперь предстояло жить. Я опустилась на диван, уткнулась Трине в плечо, обняла ее, и на этот раз Трина прижалась щекой к моей щеке, и держала меня обеими руками, и ни за что не хотела отпускать.
Глава 18
Родители и Сэм ждали меня только через два дня, и мне было нетрудно прятаться в своей бывшей квартире, делая вид, будто я еще не приехала. Я пока была не готова никого видеть. На сообщения Сэма я не отвечала. Пусть думает, будто я сломя голову ношусь по Нью-Йорку. Я поймала себя на том, что читаю и перечитываю его сообщения и не перестаю удивляться, каким образом этот мужчина, честнейший и благороднейший из людей, научился так нагло врать мне.
Что ты собираешься делать в рождественский сочельник? Пойти на службу в церковь? Или слишком устанешь? Мы увидимся в День подарков?
Все эти два дня я приклеивала на лицо улыбку, когда Том был дома, поспешно складывала диван, пока он завтракал, и исчезала в ванной. И как только Том уходил, снова возвращалась на диван. Я лежала, пялясь в потолок, по щекам струились беззвучные слезы, и уже в который раз я пыталась привести в порядок мысли, чтобы понять, почему все пошло наперекосяк.
Неужели я кинулась в объятия Сэма, точно в омут головой, потому что продолжала оплакивать Уилла? Знала ли я Сэма так хорошо, как мне казалось? Как правило, мы видим лишь то, что хотим видеть, особенно если физическое влечение затуманивает зрение. А может, он мстит мне за Джоша? За тест Агнес на беременность? И стоит ли вообще искать причину? Я больше не верила ни своей интуиции, ни своим суждениям.
Впервые в жизни Трина не изводила меня требованиями оторвать задницу от дивана и сделать что-нибудь конструктивное. Она сокрушенно качала
