– Что ты хочешь этим сказать?
Она поправила накрахмаленную белую занавеску:
– Я теперь никому не нужна.
– Господи, мама! Ты мне нужна. Ты нам всем нужна.
– Но ты ведь меня покинула. Разве нет? Вы все меня покинули. Даже Том. Вы все от меня за тридевять земель.
Мы с папой переглянулись.
– Но это вовсе не значит, что ты нам не нужна.
– Дедушка был единственным человеком, который реально нуждался во мне. Даже тебя, Бернард, вполне устроит по вечерам кусок пирога и пинта пива в пабе через дорогу. И что теперь прикажете делать? Мне пятьдесят восемь лет, и я ни на что не гожусь. Всю свою жизнь я провела, ухаживая за другими, а сейчас вообще никому не нужна.
У нее на глаза навернулись слезы. И мне вдруг показалось, что еще немножко – и она завоет.
– Мама, ты всегда нужна нам. Даже не знаю, что бы я делала, если бы тебя не было рядом. Ты для нас как фундамент здания. Мы можем сколь угодно долго не видеться, и тем не менее я знаю, что ты здесь. Поддерживаешь меня. Всех нас. – (Она неуверенно окинула меня встревоженным взглядом, точно не веря своим ушам.) – Да-да, так оно и есть. Сейчас у тебя трудный период. Пройдет немало времени, прежде чем ты приспособишься. Но вспомни, что было, когда ты начала посещать вечерние курсы! Ты была такой счастливой. Будто открыла в себе нечто такое, чего не знала раньше. Ну и теперь все будет точно так же. Забудь о том, что кто-то непременно должен в тебе нуждаться, и посвяти наконец свободное время себе.
– Джози, – ласково сказал папа, – мы начнем путешествовать. Короче, делать то, что не могли себе позволить раньше, так как нельзя было оставить дедушку одного. Возможно, приедем навестить тебя, Лу. Поездка в Нью-Йорк! Послушай, любовь моя, твоя жизнь не кончилась, она просто будет теперь немножко другой.
– В Нью-Йорк? – переспросила мама.
– Боже мой! Я буду на седьмом небе от счастья! – Я взяла кусочек тоста с подставки. – Найду вам какой-нибудь симпатичный отель. И мы вместе будем осматривать достопримечательности.
– Ты серьезно?
– Быть может, мы наконец познакомимся с тем миллионером, на которого ты работаешь, – сказал папа. – И он даст нам парочку полезных советов. Да?
Честно говоря, я решила пока не сообщать им об изменении своих жизненных обстоятельств. И сейчас просто продолжила с отсутствующим видом жевать тост.
– Мы? Поедем в Нью-Йорк? – удивилась мама.
Папа протянул ей коробку бумажных носовых платков:
– Ну а почему бы и нет? У нас есть какие-никакие сбережения. С собой их в могилу не заберешь. Наш старик это отлично понимал. Луиза, ты ведь не ждешь от нас богатого наследства, а? Лично я опасаюсь проходить мимо конторы букмекера. А что, если он выскочит на улицу и скажет, что дедуля остался должен ему пятерку?
Мама выпрямилась, по-прежнему не выпуская из рук тряпку для пыли:
– Ты и мы с папой в Нью-Йорке. Вот это да!
– Если хочешь, вечером посмотрим расписание рейсов. – Интересно, а мне удастся уговорить Марго подтвердить, что ее фамилия Гупник?
Мама смахнула непрошеную слезу:
– Боже милостивый, дедушку еще не успели похоронить, а вы уже строите планы на будущее. Что он подумает о нас?
– Он подумает, что это прекрасно. Дедушка бы точно одобрил вашу идею поехать в Америку.
– Ты уверена?
– Абсолютно уверена. – Я обняла маму. – Дедушка ведь побывал во многих странах, когда служил на флоте, да? И он наверняка обрадуется, если ты продолжишь занятия в образовательном центре для взрослых. Зачем зря пропадать знаниям, которые ты уже приобрела за прошлый год?!
– И я совершенно уверен: дедушке было бы приятно знать, что, прежде чем уйти, ты не забудешь оставить мне в духовке обед, – добавил папа.
– Брось, мама! Самое главное – пережить сегодняшний день, а потом можно и начать строить планы. Ты сделала для дедули все, что могла, и я не сомневаюсь, он считает, что следующий этап твоей жизни должен быть более увлекательным. Ты это заслужила.
– Увлекательным… – Мама взяла у папы бумажный платок и промокнула глаза. – И как только мне удалось воспитать таких мудрых дочерей?
Папа выразительно поднял брови, проворно схватив у меня с тарелки тост:
– Ах! Все дело в благотворном отцовском влиянии.
Он тихо крякнул, когда мама смазала его по голове посудным полотенцем, а когда она отвернулась, улыбнулся мне с видом глубочайшего облегчения.
