Вспомнила об Уилле и о том, как он подарил мне эти колготки.
Минуту спустя в дверях, поправляя галстук, появился Джош. «Ты не он, – неожиданно для себя подумала я. – По правде говоря, ты абсолютно на него не похож».
– Итак? – улыбнулся Джош и тут же помрачнел. – Хм, мне казалось, ты собиралась переодеться?
Я посмотрела на свои ноги.
– На самом деле… – начала я.
Глава 29
Марго сказала, что мне необходимо уехать куда-нибудь на пару дней проветриться. Когда я ответила, что не хочу, она спросила почему и добавила, что в последнее время у меня определенно мозги набекрень и мне нужно навести порядок в голове. А когда я призналась, что не хочу оставлять ее одну, заявила, что я смешная девчонка и сама не знаю, что для меня хорошо. Несколько минут Марго внимательно следила за мной краешком глаза, ее костлявые пальцы нетерпеливо барабанили по подлокотнику кресла, затем она тяжело поднялась и исчезла, вернувшись с таким крепким «сайдкаром», что у меня глаза полезли на лоб. После чего она приказала мне сесть спокойно, потому что мое ерзанье действует ей на нервы, и посмотреть с ней «Колесо фортуны». Я сделала, как она велела, стараясь не слышать голос Джоша, полный ярости и удивления, эхом звучащий в моей голове:
Когда программа закончилась, Марго поглядела на меня, громко поцокала языком, сказала, что это никуда не годится и в таком случае мы поедем вдвоем.
– Но у вас ведь совсем нет денег.
– Боже правый, Луиза! Нет ничего вульгарнее, чем обсуждать финансовые вопросы. Меня шокирует то, как современные молодые женщины говорят о подобных вещах.
Марго сообщила название отеля на Лонг-Айленде, куда я должна была позвонить, и проинструктировала, чтобы я не преминула сказать, что звоню от имени Марго Де Витт и хотела бы получить особую «семейную» скидку. Марго добавила, что раз уж я так сильно переживаю и если мне от этого будет легче, то я, так и быть, могу заплатить за нас обеих.
В результате я оплатила поездку в Монток еще и Марго с Дином Мартином.
Мы добрались на поезде из Нью-Йорка в Монток в крытый гонтом маленький отель на побережье, где Марго в свое время отдыхала каждое лето, пока старческие немощи, а скорее всего, финансы не заставили ее отказаться от этих поездок. Пока я стояла как столб, служащие отеля прямо на пороге тепло поприветствовали Марго, почти как члена семьи, с которым давно не виделись. После ланча, состоявшего из жареных креветок с салатом, я, оставив Марго болтать с супружеской четой, которая управляла отелем, спустилась по тропинке на широкий, открытый всем ветрам пляж, вдохнула насыщенный озоном воздух и принялась с умилением наблюдать, как Дин Мартин радостно резвится среди песчаных дюн. Именно под этим бескрайним небом я вдруг почувствовала, что впервые за много месяцев моя голова не обременена заботами о чужих потребностях или надеждах.
Марго, утомленная путешествием на поезде, следующие два дня провела в маленькой гостиной, глядя на море или болтая за чашечкой кофе со старожилом отеля, загорелым немолодым мужчиной по имени Чарли, похожим на статую с острова Пасхи. Чарли глубокомысленно кивал в ответ на нескончаемый поток слов Марго, качал головой и говорил, что нет, дела уже не так хороши, как прежде, и что да, все кругом стремительно меняется, после чего старики оставались сидеть, сокрушаясь по поводу того, куда катится этот мир, довольные своим полным единодушием в данном вопросе. И я очень быстро сообразила, что моя роль состояла исключительно в том, чтобы доставить Марго в это место. Сейчас она явно не нуждалась в моих услугах, и мне нужно было разве что выгулять собаку и помочь ей с выбором туалета. Я еще никогда не видела, чтобы она столько улыбалась, и уже одно это стало для меня полезным отвлечением от тягостных раздумий.
Итак, следующие четыре дня я завтракала у себя в номере, читала книги, стоявшие на книжной полке отеля, наслаждалась неторопливым ритмом жизни Лонг-Айленда, короче, делала все, как было велено. Я много ходила, нагуливая аппетит, а монотонный шум волн, пронзительные крики чаек в бескрайних сумрачных небесах, возбужденное тявканье маленькой собачки, не верящей в свое счастье, заглушали несвоевременные мысли.
На третий день я села на кровать в своем номере, позвонила маме и выложила ей правду о своих последних трех месяцах. Она не стала ничего говорить, а только слушала и в конце разговора сказала, что, по ее мнению, я поступила очень правильно и очень смело. Услышав от мамы слова одобрения, я даже всплакнула. Она передала трубку папе, и папа в свою очередь заявил, что с удовольствием надрал бы задницы этим чертовым Гупникам, что мне не следует разговаривать с незнакомцами и что я должна им позвонить, как только мы с Марго вернемся на Манхэттен. Папа добавил, что очень гордится мной. «Родная, спокойная жизнь не для тебя, да?» – сказал он. И я согласилась, что да, не для меня, и что я вспоминаю о том, как жила до
