— Должен быть, — согласился Холодов. — Но я здесь. Еще вопросы?
Неожиданно для себя Сафонов сам поднял руку. Холодов посмотрел на него и кивнул.
— Скажите, — Сафонов зачем-то встал. — Вот вы сейчас прочитали стихи. А кто вам нравится из поэтов?
Холодов улыбнулся.
— Я очень люблю Пушкина, Байрона, Гёте и Шиллера. Есенина и Маяковского. Но последним открытием стало для меня творчество испанского поэта по имени Федерико Гарсиа Лорка. К сожалению, его убили фашисты. Я прочитаю мое любимое его стихотворение.
Он прикрыл глаза и начал монотонно декламировать: — Все мы ходим по зеркалу незрячему, по стеклу прозрачному. Если б ирисы росли лепестками вниз, если б розы цвели лепестками вниз, если б корни видели звезды и высь, а умерший спал с открытыми глазами, все мы были бы лебедями.
Пока он читал, Сафонова била мелкая дрожь, и зубы его стучали, и в висках нарастал тревожный гул.
В коридоре за дверью послышались шаги.
Сафонов быстро оглядел зал: справа от сцены была еще одна дверь, служебный выход.
— Нам надо быстро уходить, — шепнул он Тихомировой, взял ее за руку и встал.
Шаги приближались.
Они быстро прошли между пустыми сиденьями и миновали зал. Сафонов открыл служебную дверь, вошел внутрь: Тихомирова послушно шла за ним, не выпуская его руки. Они попали в слабо освещенный коридор без окон, с зелеными стенами и массивной дубовой дверью в конце.
— Нам туда, — сказал Сафонов, и это было очевидно, потому что дверей здесь больше не было.
Дверь вела в темный и тесный чулан. Когда Сафонов закрыл ее, они оказались прижаты друг к другу в полной темноте, но вскоре он стал с трудом различать силуэт головы Светланы и блеск ее глаз.
Оба тяжело дышали: Сафонов чувствовал, как вздымается ее теплая грудь под тонкой тканью платья. Он нерешительно положил ладонь на талию, а затем, заметив, что Тихомирова задышала еще чаще, переполз рукой на спину и прижал ее к себе еще сильнее. Теперь он чувствовал ее всю и ощущал тепло ее дыхания.
Она положила голову ему на плечо. Ее волосы пахли ромашковым шампунем. Сафонов заметил, что она и сама старается прижаться к нему плотнее, а ее рука оказалась на его спине.
Тихомирова подняла лицо, и оно оказалось совсем близко-близко.
— Я хочу, чтобы вы взяли меня прямо здесь, — проговорила она нерешительно, сбивчивым голосом.
Сафонов схватил ее за талию обеими руками, почувствовав неудержимое желание. Они тяжело и часто дышали. Он прикоснулся губами к ее губам и ощутил, что они совсем пересохли.
Он стал глубоко и сильно целовать ее, проводя ладонью по спине и еще ниже, прижимая к себе еще сильнее, и его рука спустилась к колену и нырнула под ткань платья — а потом выше, по гладкому и теплому бедру, и пальцы вцепились в кожу, и он почувствовал, как она дрожит, и как выгибается в ответ ее тело, как вдруг соприкасаются их языки. Он запустил пальцы в ее сладко пахнущие волосы, а другая рука переместилась на внутреннюю сторону бедра; Тихомирова протяжно вздохнула и скрестила руки на его лопатках, чуть выгнувшись назад и расставив ноги.
— Господи, как же мне хорошо, как же мне хорошо, — говорила она, выпуская его губы из своих.
— Да, — Сафонов целовал ее шею, покусывал оголившееся плечо, прикасался губами к ключице.
— Хорошо и темно. Темно и хорошо.
— Хорошо, — говорил Сафонов, ощущая жар от ее тела.
— Когда меня хоронили, было так же темно, — продолжала говорить Тихомирова.
Тело Сафонова обдало волной холода, пальцы свело судорогой.
— Что? — переспросил он.
— Когда меня хоронили, было так же темно, — повторила Тихомирова тихим металлическим голосом.
Ее дыхание выровнялось.
Сафонов вскрикнул, оттолкнул ее, прижался спиной к стене, зажмурился, затем снова открыл глаза, переполз по стене к двери, нащупал ручку, распахнул настежь чулан и бросился в коридор, а затем с силой захлопнул за собой дверь.
В другом конце коридора стояли двое.
Первый был среднего роста, в гимнастерке защитного цвета с красными петлицами майора и в синей фуражке. Грубое лицо с мясистым носом и квадратным подбородком искажала плотоядная улыбка.
Второй был высок и черноволос, в ладно скроенном темно-сером костюме с красным бантом на лацкане и орденом на груди. Седые виски, высокий лоб, тонкий нос, аккуратные усики и стеклянный глаз.
Это был Рауль Сальгадо.
Оба синхронно, медленно шагая в ногу, направились к нему по коридору.
