Июнь 1944. Берлин
— Сколько у вас рубашек? — спросила женщина, подкладывая копировальную бумагу под бланк.
— Четыре, у двух износились воротнички, — ответил Готлиб.
— Ваша жена, конечно, уже перелицевала их?
— Несколько месяцев назад.
— Вы не представляете, сколько необоснованных заявлений на рубашки нам подают!
— Уверяю вас, жена заменила воротнички в феврале, фрау…
Женщина постучала по табличке со своей фамилией.
— Фрау Миллер.
— Мы еще вернемся к рубашкам, — сказала она. — Зимнее пальто?
— Одно.
Женщина сделала пометку.
— Костюмы?
— Два.
— Повседневные пиджаки?
— Тоже два.
Женщина заполняла бланк, не глядя на Готлиба.
— Ботинки?
— Три пары.
— Брюки, не являющиеся частью костюма?
— Одни.
— Ткань?
— Да… Они сшиты из ткани.
— Из какой ткани, герр Хайлманн? Твил, саржа, габардин?
— Из габардина.
— Носки?
— Пары? — уточнил Готлиб.
— Да, герр Хайлманн, пары.
— Думаю, шесть. Но, по-моему, жена сейчас вяжет мне еще одни.
В первый раз женщина оторвала взгляд от бланка.
— То есть она вяжет что-то, но не говорит, что?
— Да, фрау Миллер. У меня день рождения через две недели.
— И вы думаете, что она подарит вам носки?
— Именно так.
— Все равно странно…
— Уверяю вас, я непременно принесу их на проверку, если получу в подарок.
— И правильно сделаете, герр Хайлманн. В конце этого приема я назначу вам дату следующего.
— Спасибо, фрау Миллер.
— Пожалуйста. Продолжим. Сколько у вас нательных маек?
— Четыре.
— Заштопаны, изношены?
— Одна зашита по плечевому шву.
— Трусы?
— Тоже четыре.
— Разумно, когда того и другого поровну. Заштопаны, изношены?
