деньги привезли, дом не оставляли ни на минуту. Хорошо еще, что почти половину Илюше на квартиру отдали. И собаки нет!
Валентина опять заплакала по своему Джеку. Как он выл накануне, словно чувствовал, что они расстаются. Ведь девять лет он у Вали! И служил верой и правдой, и охранял. Как-то он теперь у Нади будет? Валентина вспомнила, как утром отводила его, как он с удивлением посмотрел на нее, когда она пристегнула его за ошейник к чужой цепи, и долго лаял, когда она уходила… вот горе-то!
Ладно, что решено, то решено. Обратной дороги нет. Да и дом этот уже не ее…
— Мам! Ты чего? Опять плачешь? — это Ира пришла из магазина. — Ну, перестань. Все будет хорошо. Давай-ка чайку попьем. Я бубликов принесла. Слушай, вот жалко, что у нас там бубликов нету…
Они сели пить чай. На дворе смеркалось. Ветер срывал листья с деревьев и бросал их в окно. Где-то наперебой лаяли собаки, и Валентине казалось, что она различает голос Джека…
— А если денег там нет?
— Да есть… дом-то продан!
— А если они в банк деньги перевели?
— Не перевели… ну да все равно, какие-то деньги у них есть…
— Так может, и не из-за чего…
— Не каркай! Посмотрим.
Колька шел злой и сам себя накручивал. Эта Валька еще к отцу его плохо относилась. Она ведь несколько лет «начальником кладбища» работала, когда на пенсию вышла. А Колькин отец могилы копал. Он всегда Вальку ругал — злая, мол, змея, вредная… да и тогда, когда он с Леней магазин обобрал, она с ментами все якшалась, на него указывала. Будто больше некому магазин обворовать! Вон, Михайловские, еще те ребята, кого хошь сделают… лишь бы Санек не подвел, а то смурной он какой-то. Хоть и называл его Колька братухой, а был он ему седьмая вода на киселе…
Ночь стояла сырая и безлунная. Шумел ветер, качая верхушки огромных елей на старом кладбище, мимо которого пробирались две щуплые фигуры.
— Жуть какая, что кладбище рядом, — Санек поежился, — как они тут живут?
— Наоборот, дурак. Никого ж кругом нету. Прасковья со своим стариком уехали, только эти из белого дома здесь. Да они спят без задних ног — три часа ночи ведь.
Под Сашкиным ботинком хрустнула ветка.
— Тихо ты! — Колька выругался.
Калитка открылась без скрипа. Братья сняли ботинки.
— Лезем через чердак. Не отставай!
В доме было холодно и тихо. В окно светил уличный фонарь, так что видно было хорошо. Дверь с нежилой половины под Колькиным нажимом заскрипела, и на кровати кто-то зашевелился! Разбойники замерли. Потом раздался мерный храп. Валентина храпела громко, как мужик…
Так, где могут быть деньги? Хоть Санек и утверждал, что в шкафчике, но Колька был уверен — с собой держат, на кровати. Он на цыпочках подошел к спящей Вальке и осторожно пошарил у нее под подушкой. Нет ничего… заглянул под кровать. Ничего. Под матрасом?
Сзади Кольке дышал в затылок Санек.
— Давай быстрей! — прошептал он. Колька молча показал ему кулак и пошел к дивану, на котором спала Валькина дочь. Диван был не разобран, и Ирина, укутавшись в одеяло с головой, лежала лицом к спинке. Прямо на нее из окна, на котором уже не было занавесок, светил фонарь. Подушка съехала в сторону, и за ней торчало что-то блестящее. Колька даже замер от предчувствия удачи — пакет! Он потянул за конец пакета. Бесполезно! Ирина зашевелилась. Колька кинулся на пол и махнул Саньку — мол, ложись! Но тот стоял истуканом. Ирина немного поерзала, вздохнула и затихла, укрывшись плотнее одеялом.
— Ира, ты чего встала? — раздался голос Вальки. Это она Санька стоящего за Ирину приняла.
Колька проклял себя за то, что не заметил, как Валькин храп внезапно прекратился.
— Давай! — тихо приказал он Саньку. Тот взмахнул рукой с камнем над Валькой… раздался глухой противный звук…
Колька, торопясь, потянул за край пакета…
— Кто здесь? — Ирина проснулась и попыталась подняться. Но тут же рухнула, получив удар по голове…
— Быстрей! — Колька дернул за руку остолбеневшего Санька, и они, уже не думая об осторожности, кинулись к выходу. Пакет был скользкий, неудобный, внутри него что-то выступало углами. Деньги! В пачках!
Все нормально, теперь они богачи…
Он ничего не понимал. Сегодня утром любимая Валя привела его в какой-то двор, пристегнула к чужому поводку, поговорила с незнакомой теткой и ушла. Тетка подвинула к нему миску с едой, говорила ласковые слова… наверно, она была добрая, но чужая…
Есть он не стал. Лег и начал ждать…
