последний сегодня кораблик на Ниццу! Поэтесса чувствовала себя муравьишкой, который все-таки успел в свой муравейник…
…Поэтесса вышла на палубу. Ее муж-Бизнесмен и два Богатеньких Буратино мирно посапывали в салоне, утомленные путешествием. Ей хотелось побыть наедине с морем. Она стояла, вглядываясь в темную даль, не освещенную никакими огоньками. Ветер сыпал мелкими солеными брызгами, освежая лицо.
В конце палубы в темноте она различила мужскую фигуру. Захотелось думать, что это Он. Вот она подойдет и увидит такой знакомый по картинам гордый профиль и устремленный в будущее взгляд. Ведь Он плывет покорять мир…
Но она не стала подходить…
Вдали показались огни Ниццы.
Поэтесса вошла в салон, взяла свой блокнотик, ручку и стала рифмовать.
Аяччо — карпачо…
Родимый дом
Колька брел по безлюдной улице, поддавая носком облезлого ботинка сухие листья. Жрать хотелось ужасно! Дома ничего не было, кроме нескольких мелких картофелин да неизвестно откуда взявшегося лаврового листа. На крайняк можно и картошку сварить, но разве это еда для мужика? Нет, надо что- то думать.
В какую сторону думать, Колька знал — обчистить какой-нибудь дом. С этим, правда, теперь проблемы. Богатеи в своих красивых дачах сигнализаций понаставили, чуть что — через пять минут охрана приезжает, а у некоторых еще и с оружием. Но были еще и одинокие старухи в своих лачугах. Когда пенсия, припугнуть — отдадут, как миленькие. Но сейчас только начало месяца, до пятнадцатого еще далеко…
О! Ачегой-то Вальки-продавщицы собака здесь делает? Или просто похожа… да нет, ее кобель. А лежит у Надькиного дома привязанный. Злющий, гад. Колька остановился у забора. Собака зарычала на него и отвернулась.
Навстречу попался Степаныч, медленно передвигая заплетающимися больными ногами. В руке держал банку с пивом, прихлебывал из нее.
— Здорово, Степаныч.
— Угу…
— Как жизнь?
— Нормально… угу…
Степаныч явно не был расположен к разговору с Колькой. Но Колька давно к этому привык. Здесь, в поселке, никто особо с ним не разговаривал, все сторонились. Конечно, уголовник, две отсидки…
— Слушай, Степаныч, а что, Валька свою собаку продала что ли?
— Отдала… уезжает… угу…
— Куда? Адом?
— Продала… в Казахстан… угу…
— А что там, в Казахстане-то?
— Дочь… угу…
Степаныч побрел дальше.
План у Кольки созрел мгновенно. Теперь надо только братуху найти…
На душе у Валентины было тревожно. Все свои семьдесят три года она прожила в родном поселке, а вот теперь надо уезжать неведомо куда. Нет, она, конечно, знала — куда едет. Год назад в гостях у дочери с внучкой побывала, с правнучкой понянчилась. Там все ей вроде рады были, старались все самое хорошее показать, в горы возили… красиво там, Валентине понравилось. Но не родной поселок, где все знакомо и привычно. И деревьев у них мало…
Валентина невольно взглянула в окно. Там стояла красавица-рябина, почти сбросившая листья. Гроздья ягод горели огнем. Особенно ярко они смотрелись на фоне светлой стены соседского дома… Валентина вздохнула и продолжила собирать сумку.
Много вещей она отдала, кое-что и продать удалось. Это Ира молодец, такая расторопная. Если бы не она, Валентине одной не справиться.
«Банку трехлитровую огурцов Тане отдам. А кровать завтра Люське успеем». Ей не хотелось такую хорошую кровать оставлять новым владельцам. Уж больно скупы. Все плакались — «нет денег, нет денег». И пришлось дом продать гораздо дешевле, чем хотели. А что делать, ехать надо. И желающих не особо много было, да и те кочевряжились — то дом старый, то кладбище рядом…
Валентина подошла к шкафчику и опять проверила пакет. От того, что деньги в доме, тоже было тревожно. Они с Ириной со вчерашнего дня, как
