Вот что такое были советские семидесятые. Вот чем мы дышали и как нас имели во все места, природой предназначенные для прекрасного и высокого.
В таких условиях следует ждать выхода в первый ряд коммерческой литературы. И она вышла. Вышел крупный и ни на кого не похожий писатель, битый-катаный, Валентин Саввич Пикуль.
Пикуль был с 1928 года, ленинградец, первую блокадную зиму был в городе, выжил, эвакуирован, в пятнадцать лет сбежал в школу юнгов («юнгов», так говорилось по-русски долго, и тогда еще тоже), был матросом, водолазом, пожарным, литературного образования не имел, писать начал в 1950-е. Начал писать, первый роман «Океанский патруль» о мирных буднях военного флота успешно вышел, но на фиг не нужен, а вот потом появились два исторических: «Баязет» (русско-турецкая война 1877–78) и «Париж на три часа» (1812, Наполеон отступает из Москвы, а спятивший генерал Мале устраивает переворот в Париже) — они были интересны, познавательны, этих вещей в Союзе никто не знал, кроме нескольких сотен историков, и написано это было неплохо, талантливо, выразительно.
Но. Характером Пикуль был крут. Храбр, безогляден, размашист. И — пил. Сами понимаете, это усугубляет. А дружил он с Курочкиным, который чудесная повесть «На войне как на войне», и Конецким, моряком, остроумцем, преуспевающим тогда писателем и любимцем уже флота. Ну — втроем и пили. Но! Пикуль не каялся. В гробу всех видал. Он мог и про Обком партии вольно отозваться в своем кругу, но круги были с ушами, и секретаря Союза писателей под горячую руку послать.
Короче. Вторым секретарем Ленинградского СП был тогда Даниил Гранин. А это негодяй известный, хотя узко известный. Широко известный как чудный человек. Он всю жизнь скрывал, что еврей, скрывал, что воевал не ополченцем и танкистом, а замполитом ремонтного батальона, и так далее. Он весь ум направлял на создание себе репутации. Он председательствовал на собрании, где просили завести на Бродского уголовное дело и судить. Он был среди секретарей-писателей, осуждая Солженицына и исключая его из Союза писателей. При Брежневе он был заслуженный коммунист, при Собчаке — выдающийся демократ, при губернаторе Яковлеве — деловой либерал-консерватор, при Фонде Сороса на Северо-Западе РФ — распорядителем фонда, или директором, главным, короче. Нет Фонда — плевать на Сороса и США. За эту кристальность души писатели ему под занавес дали премию «За честь и достоинство». Вот такие у этой братии мозги и вот такое у них представление о чести и достоинстве.
В 70-е годы Гранин был на слуху и очень авторитетен. Но мы о другом.
В 1962 году Обком КПСС указал принять меры к идеологически невыдержанному хулигану Пикулю. И Гранин, второй — рабочий то есть — секретарь Ленинградского Союза писателей — выдавил его из Ленинграда. Было дано понять, что жизни здесь не дадут. А отъезд разрешит ситуацию: нет человека — нет проблемы. Так Пикуль оказался в Риге, где и прожил всю оставшуюся жизнь.
Короче. В 1970 году «Звезда» печатает повесть Пикуля «Реквием каравану PQ-17». Успех огромный! Фамилию запомнили! Да не знали мы ничего, кто сам в войну лично не сталкивался, про эти караваны, и про ленд-лиз только слово знали и что-то слышали. И написано хорошо: броско, выпукло, ярко, энергично — выразительно и просто. Это был дебют Пикуля в большой литературе — хоть это кому нравилось, хоть нет. (Ну, что там кое-что, целые сцены, списано почти дословно из знаменитого романа МакЛина «Его Величества корабль “Улисс”» — это мы узнали уже после советской власти, когда издали).
Потом вышел роман «Моонзунд» — о сражении германских кораблей с российской береговой артиллерией на Балтике в 1917 году; и революция, и социальные процессы на флоте, и военное дело. Ничего народ про это не слышал никогда!
А в 1972 выходит лучший русский исторический роман — да, примерно вот так! — лучший русский исторический роман «Пером и шпагой». И он становится бестселлером. Его невозможно купить. Он продается за те же 5 номиналов на черном рынке — хотя идут стотысячные тиражи. Началась слава Пикуля.
История-то в СССР была в полном загоне — по понятным причинам. Кроме идеологизированного романа «Степан Разин» сейчас и вспомнить ничего невозможно. Традиции второй четверти XIX века — «Юрий Милославский» Загоскина, «Дмитрий Самозванец» и «Мазепа» Булгарина, Лажечников еще — давно канули, минули и сгинули. Непредсказуемое российское прошлое развернуться писателям не позволяло: вам к следователю. И — вот!
Советский народ с изумлением узнал, что была Семилетняя война, и Россия в ней участвовала! И даже брала Берлин. И был прусский король Фридрих Великий, который воевал один против всех, и это он, а не великий русский полководец Суворов первым, сказал знаменитое: «Мы будем воевать не числом, господа, а нашим несравненным умением!» И — впервые на памяти читателя! — враг был изображен не моральным уродом и глупцом, а человеком очень умным, мужественным, человечным и храбрым. Мы услышали о шевалье де Еоне, «Оленьем парке» Луи XV, канцлере Бестужеве, любовниках Екатерины (только слухи передавались раньше), убийстве Петра III, и очень много о чем еще. Да мы просто открыли для себя русскую историю того века!
Стоит сказать и о языке романа. Короткая, четкая, щегольски стилизованная фраза. Элементы архаики для создания настроения эпохи, чтоб повеяло духом того века — скупо, умеренно, только для создания атмосферы, стилистики сцены.
Литературный штамп, доведенный до своего логического завершения и тем самым до совершенства приема — один из важных принципов Пикуля. Вся экспозиция сцены в краткой фразе типа «Ветер рвал плащи с генералов» или «Лошади рушили фургоны в воду» — это запоминалось на всю жизнь!
Пикуль брал историческую версию, широко известную очень узкому кругу историков — и по ее канве вышивал свой роман, весьма аккуратно придерживаясь фактов — особенно там, где в точности единственную версию фактов никто не знал.
