— Я же молился на тебя… с детства! — крикнул он.
— Молиться не надо. Религия — опиум для народа, — сказал я ровным голосом.
Он весь искривился.
— Костя… хочешь, мы с ребятами им рыло набьём?.. До поезда осталось двое суток.
— Цыц… До какого поезда?
Он всхлипнул. Убежал на кухню. Зашелестела вода. Он вернулся.
— Я уезжаю в Ленинград, Костя.
— Ну. Дальше.
— Я поступаю в морское училище.
— Вот так штука… — сказал я.
Родители прилетели на другой день.
Ещё успели собрать его как следует, ещё успели сделать проводы.
Был свиной холодец. Была «столичная». Были мальчики, которые кончали с ним сначала дневную, потом вечернюю школу и два года работали на заводе. Они ели холодец и пили «столичную», и держались всё более прямо, и дружно хохотали, когда рассказывали друг другу анекдоты из солдатской жизни, которые они слышали от отцов и которые те слышали, когда были мальчишками.
Всё наладилось. Никто не ожидал от него, а он совершил поступок. И теперь ребята провожали его, и за столом не было девочек. Самый долговязый перегнулся к нему и спросил:
— Ну ладно, не в институт, а в армию. Что это даст тебе лично?
— Не знаю, — сказал Виталька. Потом подумал и сказал:
— Верность.
Я не пошёл провожать его на вокзал. Мы отправили всех вперёд, а сами задержались у лифта. Он вдруг смущённо улыбнулся и сказал:
— А я ещё помню, как ты награды носил.
— Ладно. Давай без лирики, офицер.
Тоненький неокрепший ещё парнишка стоял у открытой двери лифта.
— Вот что, — сказал я. — Если хочешь служить легко, служи хорошо. Это не я придумал. Это мне отец сказал, когда я в армию уходил. И ещё. Человек стоит столько, сколько он может заплатить добровольно.
— Здорово придумано. Я запишу, — сказал он.
Снизу раздался стук. Кто-то требовал лифт.
— Напиши мне.
— А ты мне напиши, — сказал он и замялся: — Как там кораблик наш во дворе. Как твои дела.
— Ладно. Добро, — сказал я.
Мы расцеловались. Пылкость, правда, сейчас не в моде.
Ничего. У нас с Виталькой она в моде. Главное, что корабли всегда останутся в моде. Даже когда они все будут без пушек, ракет и чего там ещё придумают. Потому что всегда кто-нибудь захочет плавать не по застывшим волнам тарелки с холодцом, а по живым волнам весёлого моря. Что же касается холодца, кто от него отказывается? Отличная закуска.
Вот опять телефон звонит, и слышен разговор из коридора.
— Виталика? — спрашивает его отец.
— Да, — отвечает голос с трещинкой.
— Его, простите, нет в Москве.
— Нет в Москве?
— Он, простите, в Ленинграде. Он там учится.
— Ах, учится… А он не будет в Москве?
— Он не скоро будет в Москве. Он в военном училище.
— А-а…
— Если хотите, я могу его адрес дать.
Быстро:
— Можете? Дайте, пожалуйста.
Доигрываются телефонные звонки. Доигрываются маленькие ещё драмы, хвостики какие-то. В армию ушёл просто Виталька, и окончился у него этап жизни. Но кончился и у взрослых этап жизни. На их глазах прошёл мальчик. Загадочный для самого себя и такой понятный для окружающих. Хотя
