– Князей-то нет уже, – улыбнулся Гордец. – Да и не продают анты своих собак. Мы им на самом деле не хозяева. Просто живем рядом. Мы их пускаем в избы и подкармливаем по зиме. Они летом помогают на охоте, стерегут коров да коз от волков. Мы берем у них уродов, а взамен даем своих детей, будущих псеглавцев. Знаешь, дева, если бы антам понадобилось знамя, такое, как у ваших князей раньше были или сейчас у имперских полков, так на нем был бы изображен пес.
– А может, псеглавец? – Она лукаво прищурилась. – Ты ведь сын двух народов, человечьего и собачьего.
– Может, и так, – согласился ант. – Кислота, моя очередь сотника нести! – крикнул он вдруг.
Пес повел ухом в его сторону, не отрывая носа от следа. Он вел их в горы, чуть в сторону от основной дороги, соединяющей Золотой Мост с Южной Окраиной. Местность повышалась. Под ногами еще была высокая высохшая трава, но уже то и дело попадались большие камни. Несколько одиноких сосен привольно раскинулось на просторе.
Подъем стал круче. С боков надвинулись скалы, стискивая дорогу, превращая ее в узкую тропу. Наконец попалась первая каменная россыпь. Пес остановился, потеряв след, но Гордец даже не задержался.
– Куда мы дальше? – спросила Малышка.
– Тропа здесь одна, – пожал плечами ант. – Схимнику, конечно, и отвесный утес не преграда, но зачем, если есть дорога?
Слова его подтвердились. Впереди на тропе появился тонкий слой почвы, и пес опять взял след. Скоро путников догнала остальная свора. Теперь они шли вверх. Конь пока справлялся с подъемом без труда. Однако недалек тот час, когда Самоте придется идти пешком. Это понимали все.
– У горцев ведите себя осторожно, – вновь завел старую песню чуб. – У них принято уважать стариков. Приветствуйте их первыми и с поклоном. Женщина может говорить в присутствии мужчин, только испросив разрешения.
– Это и меня касается? – уточнила Малышка.
– И тебя. Горянки вообще сидят дома, занимаясь хозяйством. Если и собираются, то в компании других женщин. Но тебе, как гостье, будет позволено находиться в присутствии мужчин. Гость у иверов вообще неприкосновенен. Мало того что ему простится все, его будут защищать даже ценой жизни всех хозяев. Но если ты чем-либо оскорбишь иверов, они настигнут тебя потом, когда покинешь пределы их владений, и отомстят. Так что, повторяю, будьте осторожны.
– Странно это как-то, – проворчал Гордец. – Подобное гостеприимство не очень сочетается с убийством чужаков.
– Здесь как повезет. Обычно молодые охотники встречают тебя на границе владений племени. Могут пристрелить сразу, если не понравишься. А могут поинтересоваться, чего надобно. Потом либо прикажут убираться восвояси, либо позволят ступить на их землю. В последнем случае ты и становишься гостем.
– Интересный обычай. А ты не боишься, что и нас расстреляют?
– Меня здесь знают. К тому же я – чуб, а чубов горцы всегда считали своими союзниками, а где-то даже родней. И учтите, у иверов очень развит закон кровной мести. Лучше, если вы будете говорить поменьше, а делать еще меньше.
– Может, нам вообще тогда не стоит в их селения заходить?
– Без этого никак. Мне надо сменить коня на более привыкшего к горным тропам. Запасы еды пополнить, да и раненого оставить.
– И ты доверишь имперца иверам? – удивился Кислота.
– Конечно. Он ведь будет их гостем. И всяко они позаботятся о нем лучше, чем мы.
Тропинка начала закручиваться, поднимаясь, подобно волне. Псы остановились. Все восемь глаз уставились наверх, показывая, куда повернул след. Ант окинул взглядом пологий склон.
– Напрямик Искатель попер, – произнес он задумчиво. – Оно и понятно. Чего вилять, как заяц, от погони уходящий? Здесь и простой человек пройдет спокойно, не то что схимник.
– Конь не сможет, – покачал головой Кислота. – Да и нам с этим егерем на руках несподручно карабкаться будет. По тропе пойдем. А след твои собаки наверху возьмут – они, я смотрю, действительно умные.
Самота тронул поводья. Ехал он понурившись. Чувствовал, что задерживает отряд, но ничего поделать с этим не мог. Сегодня утром он уже сумел пройтись, не опираясь на ружье, но при этом так сильно хромал, что все поняли: серьезного перехода чуб не осилит. Словно извиняясь за это, он все время заводил разговоры, пытаясь скоротать путь спутникам.
– Коноваленко рассказывал, история приключилась, ему лет пять тогда сравнялось. Отец его с Атаманом крепко дружил, хоть и был того лет на десять старше. Ан как-то сошлись. Выехали в степь. Коноваленка тогда впервые на коня посадили.
– Я думал, у вас детей в седло раньше сажают, – заметил Кислота.
– Мы же не степняки. Хунну, говорят, в седле и рождаются. А чубы сильны пешим войском. Хоть всадники считаются чем-то вроде элиты. Но мало у нас тех, кто верхом степняку не уступит. Так что коли и выступаем в поход все верхами, то перед боем большинство спешивается. Да не о том речь. Коновал – он как раз из всадников, как и Атаман. Вот и сына решил с детства приучать. И надо же было им на разъезд степняков напороться. Небольшой, копий десять, а все же дитя малое – обуза в бою. А ордынцы тоже не дураки, поняли, что двое вершников их в капусту порубят. И коли чего, уйти не выйдет.