же в том, чтобы купец и ремесленник получали одинаковую выгоду от того, что работают вместе. Чтобы князья не отбирали у крестьян большую часть их урожая и действительно защищали землепашцев от татей и иноземцев, а не проводили время в пирах, охотах и междоусобных сварах. Чтобы, если крестьянин хочет стать кузнецом, к примеру, ему дали возможность попробовать себя в этом. А вдруг у него проснется талант? И если не получится, чтобы он мог вернуться к своим прежним занятиям, не боясь, что за это время семья его помрет с голоду. Но для этого люди должны считать помощь тем, кто рядом и кто хочет чего-то, – единственно правильным образом действий, а лень, праздность, равнодушие – пороком. Равенство – как равенство возможностей, не более.
– Почему именно мы должны строить этот новый мир?
– Потому что мы лишены пороков прежнего духовенства. Схимник понимает бренность богатств. Все мы умеем довольствоваться малым. Нас не прельщает власть ради самой власти, и к нам прислушается даже князь или боярин, не гляля, во что мы одеты и какое производим впечатление. Голос схимника создан, чтобы убеждать. Тело схимника создано, чтобы выносить любые лишения. Простые люди не могут нас убить. Мы умеем разобраться во всех человеческих метаниях. Самый прожженный хитрец не утаит от познавших схиму своих побуждений. Мы умеем исцелить тело и снять камень с сердца. И мы понимаем, что едины. Кто же подойдет идеальнее?
– Но мой учитель и Мятежник сражались…
– Несмотря на все войны, Мечтатель и Мятежник остались братьями. Да и войны эти – лишь от неясности цели. Каждый из них хотел объединить венедов своей идеей. И оба понимали, что нужно нечто большее. Не меч достигнет этой цели. Новая Империя – в душах людей. Но как могли они это понять, если забыли само это слово? Схимники должны создать новую веру, не отягощенную памятью о пороках старой.
– Всеблагой, яви нам чудо, дабы знали мы, что бог с нами, – усмехнулся Зануда.
– Что?
Глава 5
Мусорщик
Ночь. Ветер играет в верхушках трав, мирно потрескивает костер, стреляет угольками. Безоблачное небо. Полная луна. Запах недоеденного ужина. И мы, горстка отщепенцев, рассуждающих о судьбах человечества. Недотрога встал и ушел. Видно, услышал достаточно. Фраза, брошенная Занудой, повисла в воздухе, но он повторил ее уже громче:
– Всеблагой, яви нам чудо, дабы знали мы, что бог с нами. Рано или поздно люди придут к тебе с этой просьбой. И что ты ответишь им?
– Чудеса? А что такое чудеса?
– Это то, на чем зиждется вера. Потом можно и без них. Но в самом начале одних слов мало. Нужно подтверждение, что ты имеешь право говорить от имени высших существ, ты, человек.
– И какое чудо их устроит, Зануда? Я могу убедить их, что никаких чудес не надо вовсе, а могу повергнуть в ужас от такой наглости: требовать чуда у бога. Я могу одним касанием потушить жизнь в любом из них и разжечь точно так же. Разве ты забыл это? А будет ли считаться чудом исцеление от той же чумы или клинок, отбитый голой рукой? А может, вот это…
Я встал и подошел к лежащему поодаль камню. Огромный серый валун, внизу обросший мхом, покоился здесь уже тысячи лет. Может быть, раньше он был частью крепостной стены. Но время стерло правильность форм и следы резца. Я закрыл глаза, прикасаясь к нему, почувствовал едва заметную внутреннюю вибрацию. Это заняло недолгие мгновения. Низкий протяжный звук, исторгнутый мною, нарушил тишину ночи. И валун брызнул во все стороны дождем обломков.
– Это очень просто. Гораздо проще «вопля гнева», – пояснил я. – Хорошо, что до этого не додумалась Ведьма. Ее ученики, искушенные в управлении чувствами людей при помощи звуков, точно так же могли бы обрушить часть крепостной стены Золотого Моста, теми же звуками. Плоть или камень – схимнику все едино. Это – чудо?
– Это – лицемерие, – ответил Зануда. Я видел, что эта демонстрация впечатлила его, но ученик мой стоял на своем. – Разве стоит с него начинать новый этап жизни людей? Когда-то все твои способности были для меня чудом. Но теперь я знаю, как ты это делаешь.
– И что изменилось? Думаю, для способного творить чудеса все они – обыденность. А для обычных людей – нечто невиданное.
– Но ты ведь не веришь! Твои способности – не от высших существ!
– Разве? Вот я вижу за поясом Самоты пистоль. И знаю, что его кто-то создал. В спусковом механизме, в отполированном стволе, в каждом изгибе резьбы на рукояти, во всем – он, этот создатель. А кто лучше схимников знает, насколько сложно человеческое тело? Во много раз сложнее пистоля или мушкета. Значит, и у него был создатель, у каждой травинки, каждой букашки. Я не верю в это, я знаю. И этот Создатель дал нам множество способностей. Тем же пистолем можно орехи колоть или гвозди заколачивать, а можно раскрыть истинное предназначение оружия. И то, что я развил в себе, изначально было Создателем заложено. Разве это – не свидетельство его величия?
– Ты не веришь – ты знаешь, сам же сказал. Разве можешь требовать от других простой веры?
– Не могу и не буду. Вера и знания должны быть едины, как голова и сердце. Холодный рассудок не должен противоречить душевным порывам, а вера – знаниям. Они дополняют и поддерживают друг друга. Веру легко перебить другой верой. Но когда она опирается на знания, нет твердыни прочнее. И сами
