работаешь?
— «Мартел и Макрэй». — Ян застёгивает дорогую на вид белую рубашку и тянется за галстуком.
— Это что?
— Финансовое консультирование. — Ян хмурится, глядя в зеркало. — Да ты, я вижу, и вправду не знаешь ничего?
— Я же говорил, я приезжий.
— Да успокойся. — У Яна чересчур ослепительная улыбка адвоката.
— А на работе, — спрашивает Саймон, — знают, что тебе нравятся парни?
— Да ну! — Ян коротко смеётся. — И не хочу, чтоб знали.
Он отходит от шкафа, и Саймон пропускает его вперёд.
— Ну, я побежал. А ты будь как дома, хорошо? Главное, дверь за собой захлопни, когда будешь уходить. Она автоматическая, — объясняет Ян. Схватив из шкафа в коридоре пиджак, он задерживается в дверях. — Было здорово.
Оставшись один, Саймон застывает на миг. Клара не знает, где он. И Герти, наверное, с ума сходит. Восемь утра — значит, в Нью-Йорке одиннадцать; шесть дней, как он уехал. Что он за человек, поступать так с матерью? В кухне на столе он находит телефон. Слушая гудки, представляет телефонный аппарат у них дома — кнопочный, кремового цвета. Мысленно видит, как Герти спешит к телефону — мамочка, родная, надо ей всё объяснить, — как она нетерпеливо хватает трубку.
— Алло!
Саймон вздрагивает: Дэниэл.
— Алло, — повторяет Дэниэл. — Кто говорит?
Саймон откашливается.
— Привет!
— Саймон! — Дэниэл выдыхает, протяжно и шумно. — Господи! Какого хрена, Саймон! Где тебя носит?
— Я в Сан-Франциско.
— И Клара с тобой?
— Да, со мной.
— Ясно. — Дэниэл говорит не спеша, с расстановкой, будто обращаясь к капризному ребёнку — И что же ты делаешь в Сан-Франциско?
— Погоди. — Саймон потирает лоб, в висках стучит от боли. — Ты же должен быть на занятиях.
— Да, — произносит Дэниэл с прежним ледяным спокойствием, — да, Саймон, я должен быть на занятиях. Хочешь знать, почему я не на занятиях? Потому что мама мне позвонила в истерике в пятницу вечером, когда ты не вернулся домой, а я, как сраный примерный сын, как единственный, блядь, разумный человек в семье, приехал, чтобы быть рядом. Не миновать мне хвостов в этом семестре.
Голова у Саймона кругом. Не в силах всё это осмыслить, он лишь говорит:
— Варя тоже разумная.
Дэниэл будто не слышит.
— Так я повторюсь. За каким чёртом ты подался в Сан-Франциско?
— Мы решили уехать.
— Да, это я понял. Не сомневаюсь, было КЛЁВО! Поразвлекались, и хватит. Теперь подумаем, что тебе делать дальше.
Что делать дальше? Небо за окном — безбрежная синь.
— Смотрю расписание на завтра, — продолжает Дэниэл, — есть поезд из Фолсома, в час дня. Пересадка в Солт-Лейк-Сити, вторая в Омахе. Это тебе обойдётся в сто двадцать баксов — надеюсь, они у тебя имеются, ведь не с пустым карманом ты ехал через всю страну, — но если ты ещё глупее, чем я думал, переведу их на Кларин счёт. Тогда придётся тебе подождать и уехать в четверг. Договорились? Саймон? Ты слушаешь?
— Никуда я не поеду. — Саймон плачет: он понял, что назад пути нет — между ним и домом будто выросла стеклянная стена, прозрачная, но непреодолимая.
Голос Дэниэла смягчается:
— Ну-ну, малыш. Понимаю, на тебя столько всего навалилось. Как и на всех нас. Папы нет — немудрено, что на тебя накатило. Но имей же совесть! Ты нужен маме, нужен в мастерской. Нам нужна и Клара, но… но на неё уже рукой махнули, понимаешь? Вот что, я знаю, как она это умеет. Если она что задумала, то хоть кол на голове теши. Вот она тебя и уговорила. Но она не имеет права впутывать тебя в свои авантюры. То есть… Господи, тебе же в школе ещё два года учиться. Одно слово, ребёнок.
Саймон молчит. Издалека слышен голос Герти:
— Дэниэл! С кем ты там разговариваешь?
— Подожди, мам! — кричит Дэниэл.
