скованность и настороженность словно бы улетучились вместе с табачным дымом. Она взяла сигару из руки Птолемея, желая показать, что одобряет и его самого, и его табак, и такие грандиозные планы, что она с ним заодно и намерена, как он выразился, попрактиковаться. На этот раз она пыхнула дымом уже чуть более спокойно.
Птолемей что-то сказал, но она не разобрала и вопросительно посмотрела на него, прищурив глаза.
– Вам влетит от нее? – Он мотнул головой, указывая на другой конец сада.
Оттуда к ним, размахивая руками, шагала миссис Хилл с лицом кислым, как айва.
– Боже милостивый! – Сара спрятала за спину окурок.
– Плохо дело?
Девушка кивнула, охваченная ужасом. Как же ей теперь оправдаться перед миссис Хилл, как объясниться? Бежать, скорее бежать!
– Мы с вами могли бы прогуляться, – удержал ее Птолемей, – во второй половине дня, когда заканчиваются домашние хлопоты.
Она вскинула на него сконфуженный взгляд, одновременно пугаясь и радуясь, приподняла подол и пустилась бегом навстречу миссис Хилл.
К счастью, миссис Хилл не потребовала объяснений. В сущности, она даже и не дала Саре возможности их представить. Просто сперва отвесила ей подзатыльник («Ой!»), а потом шлепнула пониже спины, заставив пробежать несколько шагов в сторону дома.
– Миссис, пожалуйста…
– Нечего трещать «миссис, миссис»! Подумать только, и мистер Коллинз в гостях, и семейство Бингли! А ее носит невесть где!.. – Миссис Хилл влепила очередной шлепок, направляя Сару к парадному входу, схватила ее за руку и втолкнула в вестибюль. – Приготовь вещи Бингли. Они уезжают.
– Недолго же они побыли.
Миссис Хилл понизила голос и почти шипела:
– Я звала тебя, Сара, а тебя нигде не было. Я чуть со стыда не сгорела. Принимайся за работу. Да поторопись, девочка. Пошевеливайся как можешь!
«А если я никак не могу?» – строптиво подумала Сара. Но щеки у нее пылали огнем оттого, как ужасно она осрамилась и подвела миссис Хилл.
Глава 4
Мысли о незерфилдском бале чрезвычайно занимали всех дам в семействе Беннет…
Сразу после отбытия Бингли небеса разверзлись и погода испортилась настолько, что барышни лишились всякой возможности выйти на прогулку.
Что же до Сары, то ее ненастье лишило сна: дождь отчаянно барабанил по чердачной крыше, стучал в маленькое окошко, с грохотом низвергался по водосточным трубам. Полли это не мешало, она безмятежно посапывала, закинув за голову руки. Сара лежала, не смыкая глаз, размышляя о Птолемее Бингли. Она вспоминала вьющийся дымок его сигары, его темные глаза, теплую ладонь на своей спине чуть повыше корсажа.
Дождь падал и на крышу конюшни, и капал, и капал, и капал где-то за пределами сияния лампы… и за пределами действия книги. Джеймс встряхнулся, опомнился и обнаружил, что уже некоторое время перелистывает страницы, не вчитываясь в слова. Пришлось заложить страницу, набросить плащ, сунуть ноги в сапоги и выйти с фонарем в ночной ливень, прихватив с собой лестницу. Забравшись на крышу конюшни, он долго вслушивался в стук капель – в одном месте он был не таким, как везде. Джеймс нашел неплотно сидящую черепицу и закрепил ее. Пока довольно и этого, а в сухую погоду и при свете дня можно будет все сделать начисто.
И миссис Хилл тоже не спала – стояла у окна под храп мужа за спиной, смотрела на залитый лужами двор, на качающийся от ветра фонарь – дождевые капли в его свете посверкивали, точно хрусталь, – смотрела, как Джеймс поднимается по лестнице на крышу, как поправляет сдвинутую черепицу. Она видела, что он благополучно спустился вниз, и не отрывала глаз, пока он не отнес лестницу на место, пока за ним не захлопнулась дверь, пока свет снова не появился в его окошке.
Когда свет у Джеймса погас, миссис Хилл почувствовала, что замерзла, плотнее закуталась в шаль, опустилась возле кровати на колени и стала молиться про себя. Она произнесла все молитвы, но дождь все барабанил в чердачное окно, и, дрожа от холода, она прочитала молитвы еще раз, произнося слова одними губами. Каждую фразу она на миг удерживала в мыслях, стараясь полностью понять и уделить ей должное внимание. Ей было за что благодарить Господа: служба – заведенный порядок и обычные дела – доставляла ей удовольствие, ей нравилось ухаживать за красивыми вещами и бережно сохранять их, печь пышный хлеб и превращать сырые продукты в изысканные и аппетитные кушанья. Радовала ее и их маленькая компания, те люди, что были рядом с ней в последнее время. Если бы знать точно, что все в их жизни таким и останется, что Джеймс обоснуется на этом месте, а Сару удастся научить и вразумить, что Полли остепенится и от нее будет прок… Если бы только быть уверенной в том, что все не пойдет прахом, не изменится в одночасье, тогда о большем и мечтать не нужно.
И все же тревога в душе не унималась: миссис Хилл беспокоилась и о себе самой. Придет ли время, когда она сможет заняться собственными делами, а не только чужими? Получит ли когда-нибудь то, чего хочет сама, или так и будет светиться отраженным светом чужого счастья, пытаясь хоть чуть-чуть согреться от его тепла?
Работа, как было хорошо известно миссис Хилл, от всех невзгод оградить не может, однако служит недурным средством
