заканчивается. По словам профессора Тебиона, тот же Шархай обладает большей силой и намного усидчивее. К тому же парда в составе моих приближенных вызовет немало недовольства среди аристократии, а мне необходима их поддержка.
Ах вот как мы запели! Значит, бесполезна? Значит, нет перспектив в развитии. Значит, аристократия не одобрит.
Злость поднялась из глубин души, кошачья сущность недружелюбно зашипела, и это отразилось в моих интонациях.
– Джером, если это такой хитрый способ, чтобы сыграть на моем упрямстве, то ты просчитался. Я не стану давать клятву только для того, чтобы доказать тебе или еще кому-то, на что способна. Даже взбешенная до крайности, я продолжала мыслить трезво.
Младший наследник хмыкнул и посмотрел на меня в упор.
– Никакого подвоха, Мими, – твердо произнес он. – Мне в команде не нужна невесть что возомнившая о себе парда. Мне не доставляет никакого удовольствия терпеть твои закидоны, оскорбления и обиды из детства. К тому же ты меня раздражаешь…
Этого оказалось достаточно для моей самооценки, и все последующие слова Джерома пролетели мимо ушей. Я неотрывно смотрела на серебряно-белую чашу, на самом дне которой стояла крохотная лужица крови, и пыталась поймать ускользающую мысль.
Мысль вертелась на краешке сознания, отчаянно дразнилась, но обретать ясность не хотела. Взгляд бездумно перескакивал с чаши на угол стола, затем на подоконник, свежеокрашенный деревянный пол, снова на чашу, на сжатые в кулак собственные пальцы и вновь на чашу.
Одна из оброненных Джеромом фраз не давала покоя. Никакого подвоха, говоришь?
А затем озарение треснуло по макушке.
Ну конечно!
Я едва не взвизгнула от радости. Не дав младшему наследнику опомниться, схватила со стола кортик и затараторила:
– Клянусь служить тебе верой и правдой…
Кончик лезвия коснулся кожи большого пальца.
– Стой! – дернулся парень, пытаясь помешать парде.
Наивный! Ну ничего, мы над этой наивностью еще поработаем. Как-никак, целых два года впереди…
– Защищать твои интересы и интересы народа… – Большая капля сорвалась с моего пальца и плюхнулась вниз. – И если передо мной встанет выбор, я всегда выберу тебя, так как с этого дня добровольно отдаю свою жизнь в услужение своему господину, – закончила я, с улыбкой на губах глядя на ошарашенного наследника.
Джером помолчал пару секунд, затем вздохнул, зачем-то отобрал кортик и со злостью швырнул его на стол.
– Надеюсь, ты сделала это не из упрямства и желания позлить меня, – тихо прошипел взбешенный принц, резко развернулся и вышел из кабинета, напоследок грохнув новенькой дверью об косяк.
Глава 8. Будни адепта
– Живее, Вейрис! Живее!
С трудом переведя дыхание, я качнула тело, отцепила сведенные судорогой пальцы от веревочного каната и ухватилась за другую перекладину. Замерла, стараясь выровнять сбившееся от усталости дыхание и не потерять ритм. Впереди оставалось еще штук двенадцать перекладин горизонтально натянутой веревочной лестницы, а мышцы на руках ломило от нестерпимой боли. И самое обидное то, что после этого полоса препятствий не окончится.
– Вейрис! – вновь прикрикнул преподаватель. – Ты там, часом, не уснула?
Уснешь тут с вами!
Прикусив нижнюю губу, я собрала остатки сил и схватилась рукой за следующую перекладину. Будь веревочная лесенка металлической, было бы гораздо легче, а так… Веревка, провисшая в середине, раскачивалась во все стороны, к тому же ладони жгло от грубого ворса каната, но я продолжала упорно двигаться вперед, к небольшой деревянной площадке.
Сзади послышался отчаянный визг, и, судя по звуку и издевательскому смеху препода, это Памела сорвалась с препятствия вниз.
– Молодчина, Райч, – в кои-то веки переключился на кого-то другого препод. – Даю тебе три секунды на то, чтобы похныкать, и жду на отметке «старт». И в следующий раз не верещи так, будто кто-то надругался над ежом и сбрил ему шкурку.
Я оглянулась. Девушка, сидящая на постеленных снизу матах, не то заскулила, не то вполголоса заплакала, кое-как поднялась на ноги и послушно поковыляла к отметке.
– Ну что, Вейрис? Сдаешься и прыгаешь за плаксой Райч?
Еще чего! Я уже трижды срывалась с этих гребаных перекладин и возвращалась к началу. Четвертый раз ржать над собой и обзывать «корявой кошкой» не позволю.
С трудом одолев последние десять перекладин, я плюхнулась на площадку и начала интенсивно тереть перенапряженные мышцы на руках.
Мать моя кошка, как же все болит!
Эх, если бы только мама узнала, как издеваются над ее маленьким черным котенком на факультете закрытых знаний, она бы разнесла этот полигон для