Мадемуазель Лоет представила себя на его месте, со всей отчетливостью понимая, что должен был чувствовать молодой человек. Да она бы не вынесла и сотой доли своих чудачеств! А он не отвернулся, не отказался… не разлюбил.
— И как же ты все это вытерпел, если я оскорбилась только из-за то, что ты нес на руках девицу, которая от страха не могла идти? — спросила тогда Тина. — Ох, Всевышний, как же глупо…
Обдумав все это, Адамантина Лоет, девица восемнадцати лет от роду, приняла себя. Она не ударилась, как обычно, в самобичевание, ее щеки не пылали от стыда. Нет, все это была она, и никто другой. Клясться измениться — пустое, потому что это попытка отказаться от себя. Это неверный путь. Нельзя отказаться от своей натуры, потому что это ведет к бегу по кругу. Фундамент уже сложился, и от него никуда не деться. Она, Тина Лоет, такая, какая есть. Такой ее принимают родные, такой ее принял и полюбил Альен, и девушка тоже приняла себя такой. Но фундамент уже сложился, и стоило строить дом дальше. Пора топтаться на месте миновала, и Тина знала, что она уже не станет прежней. Маленькая девочка, сидевшая на чужой яблоне, осталась в прошлом. Зарекаться, что в жизни мадемуазель Лоет еще будут спорные и даже безрассудные поступки, тоже было глупо, потому что даже они являлись кирпичиками в ее фундаменте. Но, как сказал папенька, все в ее руках.
Тина наконец постигла смысл наставлений отца и слов Альена. Ничто не научит ее лучше, чем собственные шишки. Ей дают советы, ей подсказывают, нужно просто научиться слушать и делать выводы, не опираясь на свою самоуверенность. Пора учиться различать, что в жизни важно, а что — всего лишь блажь. Пришла пора учиться на тех уроках, которые преподает жизнь. Папенька верно сказал, нужно учиться нести ответственность за свои поступки, дела и решения. И хватит прятаться за шорами детских фантазий — реальность оказалась намного жестче, чем рисовалась в байках папеньки и моряков. Это в историях все романтично и красиво, а в жизни умирают. И пусть пока смерть коснулась знакомых, но чужих ей людей, но Альен уже дважды был ранен за время этого путешествия.
Мадемуазель Лоет с дрожью вспоминала, как, очнувшись в карете связанной, она дрожащим голосом спросила:
— Что с молодым человеком, который был со мной? — Этот вопрос отчего-то оказался важней, чем вопрос о том, где она и что с ней будет.
— Это она о том сопляке, которого ты подстрелил? — спросил один пират, и второй ответил:
— Да.
Мир в то мгновение померк перед глазами Тины. Она вдруг представила, что Альена больше нет, и в душе разлилась ледяная пустота, заморозившая даже ток крови по венам и артериям. Девушка не кричала, не пыталась кидаться на пиратов, не обвиняла, не оскорбляла, она просто застыла, глядя в одну точку, а в голове с назойливостью мухи крутился только один вопрос: «Как мне жить без него?»
Ее привезли в порт, развязали и пригрозили пристрелить, если она закричит или попытается бежать. Впрочем, бежать у нее бы и не вышло: оба пирата плотно сжали Тину с обеих сторон, кучер пристроился сзади, ткнув в спину дуло пистолета. Она послушно шла, слабо осознавая происходящее. Потом пришел Ржавый, сел напротив и что-то говорил, мягко и вкрадчиво, повторив несколько раз, что ей ничего не угрожает до тех пор, пока девушка будет вести себя хорошо. Наверное, поэтому Тина и запомнила эти слова. И ожила она лишь в тот момент, когда услышала голос папеньки и Ржавый подтолкнул ее, велев:
— Покажись отцу.
Окончательно она пришла в себя лишь тогда, когда услышала волшебное и такое необходимое слово «живой». Живой! И мир опять заиграл красками. В то мгновение Тину даже не испугало то, что теперь она во власти одного из самого страшных пиратов их времени. А после бояться стало поздно. Тем более что обращались с ней вполне сносно, не позволяя обижать пленницу и давая ей определенную свободу. Девушку не связывали… в полной мере, но к ее ноге была привязана длинная веревка, примотанная к одной из мачт. С брига ее не видели, и веревка не мешала пленнице передвигаться, но прыгнуть за борт она не смогла бы, потому что тогда повисла бы вниз головой. Выполнить условия капитана Лоета капитан Вард не мог, это было слишком неосмотрительно. За тем, чтобы Тина не развязала веревку, следил один из матросов, а нож, который девушка носила с собой, забрали, пока она была без сознания, обыскав еще в карете.
— Мадемуазель Лоет, покиньте палубу, — услышала Тина и обернулась к Ржавому, стоявшему за ее спиной.
— Можно мне еще немного постоять? — спросила девушка.
— Нельзя, — жестко ответил пират. — Надвигается шторм.
Вздохнув, Тина бросила последний взгляд на «Счастливчик», туда, где стоял Альен, с которого она не сводила взгляда все это время. Мадемуазель подняла руку, и молодой человек тут же ответил ей.
— Я не люблю просить дважды, — снова произнес пират, и Тина оторвалась от борта.
— Ухожу, — проворчала она.
Он посторонился, пропуская девушку, проследовал за ней до каюты, где разместили пленницу, пропустил внутрь и некоторое время смотрел, как она усаживается за стол.
— Нас сильно помотает, — наконец сказал Урсус. — Попадала уже в шторм?
— Нет, — ответила Тина, не глядя на своего тюремщика.
— Не визжать, на двери не кидаться, все равно не выпущу. Сейчас, — он ненадолго исчез, но вскоре вернулся с книгой в руке. — Держи, интересная.
