Сначала они просились в гости друг к другу, а однажды Сверчок перелез через ограду особняка Лоетов и лазал через нее по сей день, приводя в негодование няньку, привратника и садовника, потому что непременно умудрялся вытоптать что-нибудь, пробираясь к своей подруге под окна. Или же ломал кусты, то падая с дерева, то продираясь сквозь них. Правда, с возрастом младший Красавчик стал более ловким, и теперь следы его пребывания на территории особняка можно было заметить лишь изредка.
— Сильно влетело? — с сочувствием спросил Сверчок, удобней усаживаясь на ветке.
— Угу, — промычала мадемуазель Тина, понуро опуская голову.
— Уши драл? — сочувствия в голосе паренька прибавилось.
Девушка отрицательно качнула головой.
— Порол? Опять?! — со священным ужасом спросил Сверчок, и глаза его недобро сузились.
К слову сказать, порол свою дочь Вэйлр всего один раз. Ей как раз исполнялось пятнадцать лет. В дом четы Лоет тогда приехали бабушка и дедушка Ламбер, кроме них прибыл дедушка Мовильяр. Это был пятый раз, когда его сиятельство навестил своего беспутного сына, желая поздравить внучку с тем возрастом, когда девица становится взрослой. Помимо родных, в гости ожидались мэр Кайтена, коммерсанты и даже знать. Так вот именно тогда в город угораздило заехать бродячий цирк, о чем Сверчок, всегда и обо всем знающий, сообщил подруге. Промучившись сомнениями целых минут десять, мадемуазель Лоет вышла в сад под предлогом подышать свежим воздухом, потом плавно переместилась к воротам и, воспользовавшись тем, что привратник встречал гостей, шмыгнула в калитку, за которой ее уже ждал приятель.
Далее юные искатели приключений, взявшись за руки, помчались смотреть танцующего медведя. Билетов у них не было, потому друзья забрались на забор, откуда и глазели на представление. А когда все закончилось, неутомимая парочка, пробравшись к фургонам циркачей, бродила между клеток с животными. Выбирались так же, как и попали внутрь, через забор. По пути домой к Сверчку пристал его давний недруг, и Тина не смогла стоять в стороне. Она влезла в драку и получила под глаз шикарнейший синяк, которым после красовалась перед родней. Правда, в душе юное создание была горда собой: рыло Заморошу и его друзьям они со Сверчком начистили.
После драки парочка направилась к реке, протекавшей на окраине, чтобы отмыться; там мадемуазель свалилась в воду. Потом Эмил ее добывал, потом они, уже мокрые с головы до ног, плескались друг в друга, весело хохоча. После друзья наткнулись на шарманщика, на плече которого сидел говорящий попугай. Попугай ядрено бранился, и лексикон Тины и Сверчка пополнился еще парой слов. В общем, к дому виновница торжества подкралась уже в сумерках.
Стоит ли говорить, что от праздничного платья мало что осталось? Прическа превратилась в лохмы, под глазом сиял фингал, а через порванную атласную туфельку выглядывали пальцы. На территорию особняка мадемуазель Лоет лезла через ограду, уже не просто оторвав оборки, а вырвав целый клок из платья. Сверчок, нужно заметить, подругу не бросил и помог ей добраться до комнаты, где Тина надеялась переодеться, причесаться, затем спуститься к гостям и сказать, что упала на черной лестнице, потеряла сознание, отсюда синяк и задержка.
Ничего этого сказать ей не удалось. В ее комнате, куда Тина влезла через окно, страдала Лисси, потому ее крик радости выдал беспутную дочь ее матери, тут же появившейся в дверях. Господин Лоет пришел позже, он разыскивал дочь по городу, придя в крайнюю степень негодования. Потому, вернувшись домой и застав свое сокровище в самом непотребном виде, пришел в окончательное неистовство и, не слушая увещеваний дедушки Анселя и причитаний бабушки Дульчины, выволок дочь за дверь, зажал ее голову между своих колен, задрал подол… впрочем, там особо и задирать было уже нечего, стянул с пояса ремень и выпорол девицу от всей своей широкой отцовской души. Сидеть было больно после этого неделю.
— Лучше бы выпорол, — тяжко вздохнула благовоспитанная девица. — Меня к деду отправляют. К тому, который индюк.
— К сиятельству?! — поразился Сверчок.
— Угу, — снова промычала Тина и в который уже раз тяжело вздохнула. — К нему.
Друзья помолчали. Мадемуазель Лоет мрачно думала о своем будущем, Эмил-младший думал о том же, и если Тина предавалась унынию и жалости к себе, то ее верный дружок искал выход. Выход пареньку виделся только один. Они столько раз фантазировали, как будут искать приключений по всему свету, что решение пришло само собой.
— Сбежим, — уверенно произнес Сверчок. — Вместе. Мне батя говорит, что я шалопай и что в голове у меня ветер свищет. Он хочет меня к делу пристроить через два года или в военное училище отправить. Говорит, хочешь лучшей доли — учись. Если бы, говорит, не капитан, из него бы не вышло человека. А в чем его доля хороша? Сидит на берегу, жиреет. Мамка, вон, все вспоминает, каким он лихим молодчиком был. А сейчас весь из себя правильный, ума, говорит, надо набираться. А у меня ума этого полная голова, может. Я, может, еще известным капитаном стану. И уважать меня будут, как твоего отца. Бежим, — безапелляционно закончил парень и протянул Тине руку.
Девушка в задумчивости взглянула на протянутую длань. На пальцах Сверчка красовались чернильные пятна, а значит, он занимался грамматикой, которую ненавидел больше всего на свете. Отметив это краем сознания, Тина предалась размышлениям. Бежать… Куда? Воображение тут же нарисовало паруса, наполненные ветром. Море рядом, порт рядом… Только там ее знают как облупленную, с любого корабля снимут и домой под конвоем доставят. К тому же женская одежда, в ней далеко не уйдешь.
— Мне нужна мужская одежда, — машинально произнесла мадемуазель Лоет.
