наконец. – Вера – великое дело. Я тешу себя надежной, что пока люди верят, будто боги не совсем их покинули, в моем мире будет больше порядка.
– Так что? Бога вообще нет?
– Мои создатели считали, что есть…
Я не знал, о чем говорить дальше. Сказанное следовало обдумать, но сердце стучало как бешеное, в глазах плыли темные пятна. Умные мысли покинули растерявшуюся голову.
– Не волнуйся, – мягко сказало существо. – Ты здесь, чтобы просить. Так проси. Ваша компания здорово меня заинтересовала… Необычное единение сил и интересов.
– А о чем можно просить?
– Не знаю, – смутилось оно. – У меня нет такого опыта… Обычно просят чего-то, что, по их мнению, не могут сделать сами… Вон тот скрюченный старик хотел бы попросить еще лет пять жизни. Хочет увидеть рождение правнуков… Вон тому, в синем халате, хочется знать больше о методах слияния знаков силы. Тот озабочен судьбой своего сына. У того все мысли о мести и воздаянии. Твой знакомый… весьма интересно!
Дух мира замер, словно прислушиваясь к чему-то, слышному ему одному.
– Но попросили они все одно и то же, – удовлетворенно выдохнуло оно. – Ты не из их народа. Так что можешь просить нечто свое…
– А за других можно просить?
Оно пожало плечами.
– Попробуй.
– Я бы хотел попросить тебя помочь Ратомиру. И не потому, что он не справится сам. С нашей помощью… А… Понимаешь, есть еще Лонгнаф…
– Слушаю.
– Следопыт спас мне жизнь… А нам… принцу… Нам, чтобы победить, придется перешагнуть через труп Лонгнафа…
– Ты просишь за Ратомира – это понятно. Но правильно ли я тебя понял? Ты просишь за человека, служащего Искре зла?
Скорлупа мирового яйца исчезла. Я снова сидел на жесткой траве в компании седых степняков. И ветер снова трепал мои отросшие за время похода волосы. А внутри была странная пустота, какая бывает после того, как долг выполнен и обязательства больше не сковывают душу.
Я поднялся и, пошатываясь, отправился к ласково щурившейся соловушке. И очень надеялся, что мне не придется выбирать между Ратомиром и Лонгнафом. Не очень-то я поверил словам Духа Мира, отказывающегося считать себя богом. Старики говорят: боги – большие весельчаки, и порой их шутки оставляют привкус крови во рту.
День сразу как-то не заладился. С самого утра.
Я проспал рассвет. Всю жизнь, сколько себя помню, просыпался с первыми лучами солнца, а тогда открыл глаза и нашел Светоносное уже высоко в небе. Мне и раньше случалось засиживаться до глубокой ночи. Бывало, и вовсе не ложился. Но чтоб так… И разошлись с совета из светлицы принца не слишком поздно, а вон оно как получилось.
В кадушке, привязанной к опорному столбу шатра специально для умывания, воды оказалось на донышке. Только и хватило, что чуть увлажнить ладони да глаза протереть. Нужно было сходить к колодцу за водой и смыть остатки сна с измятого лица, да как представил себя пыхтящего, согнутого здоровенной бадьей на потеху всему войску, так и передумал. Повесил рушник на шею и пошел к берегу реки.
И едва пройдя границы лагеря, за высоким штабелем бревен услышал знакомые голоса.
– Ну, вот ты при дворе князя нашего рос-взрослел, – бубнил Инчута. – У Вовура виночерпием был. Ты мне скажи, зачем они с нами так? Ведь, выходит, прав Парель: лесные-то не только житье нам облегчают да скот лечат. Они же и правят нами, князьям указывают. Порядки свои насадили…
– Ты это, – голос Велизария трудно спутать. – Головой перегрелся, што ле?
– Не, ну ты скажи?! Порядки насадили?
– Ты это, про Правду, што ль? Дык, это. Как же без Правды-то? Что мы, немцы какие-нито или степняк вонючий?
– Я Пареля спрашивал. Говорит, в их землях не ведают Правды. Говорит, закон король дает, и все его исполняют. Почему же у нас не так?
– А это, король сам свой закон должен сполнять?
– А то. Конечно, должен.
– Значица, они нашу Правду законом кличут. А так-то в чем разница?
– Да ты, детина здоровый, как уразуметь-то не можешь?! Белые из лесу выходят и владыкам нашим, как жить, указывают. А кто супротив чего, так и наказать могут. Как дубровических наказали, аж кровь в жилах стынет!
– Разумею я, гадюка подколодная в войске завелась, – повысил голос дворовый. – Мозги твои, это, ядом поганым притравлены уже маленько. Ты скажи, кто лжу тебе на язык подкинул? Это, не боись, я никому не скажу…
– Ты вот чего послушай! Мы в шатре у командира нашего были. Ну, заспорили немного с Парелем про божка его ненаглядного. Вот тогда толстяк и проговорился. Мол, дети вы все неразумные! Лесные из вас веревки вьют, а вы еще и поклоны им с благодарностью отбиваете. Я попервой рычать на чужеземца стал – что он в обычае нашем понимает!