– Да тьфу на тебя, – огорчился кому-то-брат. – Еще чего не хватало. За это можно и головы на плахе лишиться.
– Значит, чужим именем можно, а князем уже нет? – все-таки уточнил Паркай.
– Ну да.
– И за ложь это не считается?
– Среди рыцарей – нет.
– И ты предлагаешь, чтоб и наш командир врать начал?
– Нет, ну почему сразу врать…
– А можно ли прозвище временное вместо имени сказать? – вклинился я в разговор.
– Многие и так поступают, – обрадовался поддержке Парель. – Есть воины славные, чьи прозвища более имен известны.
– Ну так надо Ратомиру такое, чтоб и враг запомнил, и врать не приходилось.
– Здорово! – тут же загорелся идеей Паркай. – Древним князьям орейским тоже прозвища давали. Множество правителей добрых у нас было, от отцов к детям. А в памяти – все одно прозвища остаются. Нешто мы такое командиру нашему не сочиним?
– Бедняга, – делано посочувствовал Яролюб, притянутый разговором с другого края стола. – Ты ж теперь спать не сможешь, все прозвания выдумывать будешь.
– Ха! – разулыбался Панкратыч. – Я выйду да отроков наших, что кабанчиков во дворе на кострах жарят, спрошу. Все скопом да под меды хмельные столько прозвищ навыдумываем, всем воеводам хватит!
– Пожалуй, нужно помочь тебе выбрать самые достойные, – темноволосый дубровичанин продолжал подначивать. – Чтоб потом не пришлось…
– Я присмотрю там за принцем, – выговорил я. Поймал вдруг себя на мысли, что уже не могу представить Ратомира, путешествующего без меня.
– Тебе-то это зачем? – предсказуемо удивился Яролюб.
– Сказывают, немцы и среди стрельцов чемпиона ищут. Следует глянуть, кого они там лучниками называют.
Именно это я и Ратомиру сказал. Утром, глядя в его удивленно распахнутые глаза. Командир, видимо, думал, мы станем спорить, уговаривать его подумать еще раз и не ездить. А вместо этого услышал, что вещи собраны, лошади оседланы. Доспехи готовы, укрыты кожаными чехлами от влаги и уложены в сумки заводной лошадки. Узду боевого коня, лучшего из тех, что были, крепко держал в кулаке Бубраш. И, похоже, никому не намерен был эту честь уступать.
– Сговорились? – фыркнул принц.
– Мы и прозвище тебе придумали рыцарское, – смутился Паркай. – Чтоб чужими именами не зваться, память предков попирая…
– И как же мне зваться, воевода?
– Победоносный.
– Как? – пуще прежнего удивился Ратомир.
– Победоносный, – теперь уже без особой уверенности в голосе повторил молодой воин. – Не по сердцу, что ль?
На звуки громоподобного смеха сбежалась половина войска. Посмеялись за компанию. Тут же и в путь-дорогу проводили.
Мост меня потряс. Длиной в целую версту и такой широкий, что две повозки легко разъехаться могли. Он был сложен из такого количества камней, что легко хватило бы выстроить вторую твердыню, равную Чудской. Шестнадцать огромных опор, каждая с небольшую крепость в виде голов исполинских баранов, держали каменную дорогу над водой. И на каждой площади, устроенной на опорах, возвышалась пара прекрасных статуй.
В пяти дневных переходах к югу от Камня, в месте, где сливаются стремительная серо-зеленая Шелеска, текущая с Железных гор, и Круша – темная задумчивая гостья из Великого леса, на островке возвышаются развалины совершенно древних построек. Старики говорят, даже Спящие не помнили, кто и зачем выстроил из нездешнего белого камня богато украшенные резьбой и статуями храмы. Как, впрочем, не ведали и того, когда и почему оказались они разрушены.
Барон Эмберхарт, не тот корыстный старик, что чуть не продал принца Эковертову посольству, а другой – правивший городом во времена чудского сражения, привез из Империи мастеров, выдумавших и построивших этот потрясающий мост. Немецкие, игларские да и орейские купцы охотно скинулись серебром ради такого дела. Князь Каменьский же привез для украшения величественной постройки тридцать две каменных фигуры, найденные в тех самых древних развалинах.
Удивительная женщина с хвостом, как у рыбы, и волчица, кормящая двух человеческих малышей, закованный в броню надменный рыцарь в шлеме, сдвинутом на затылок, и кудрявый парень в лаптях и взвевающемся по ветру плаще на стремительно мчащей лошади, лев с человеческим лицом и приготовившийся к атаке тур. Люди, животные, два удивительных змея, один из которых даже с крыльями, существа, которых просто не может быть…
Мост, как творение человеческих мыслей и рук – был великолепен. Статуи совершенны и неповторимы. Я не подгонял соловушку, лениво шагающую следом за здоровенным боевым конем Ратомира. Честно говоря, доехав до первой же статуи, вообще перестал обращать внимание на дорогу.
Мост как-то неожиданно кончился. Вроде вот только что я плыл между творениями рук гения, и вдруг грубые покрытые мхом камни городской стены, вонь и гомон густонаселенного места.
