– Жить, как говорится, хорошо! – сказал Энтон, и Люсиль с ним мысленно согласилась. Ей и в самом деле замечательно. Но хотелось лучше.
– Как у вас женятся? – спросила Люсиль.
– Идут в ЗАГС. Это место, где регистрируют брак. Затем садятся в автомобиль и едут по памятным местам.
Люсиль кивнула. Автомобиль Антон ей показывал и даже покатал немного. Удобная повозка, но конь лучше. Он живой в отличие от мертвого железа. И ест сено, а не какой-то бензин, которого здесь нет.
– Затем свадьба, – продолжил Энтон. – Собираются родственники, друзья молодых. Пьют, закусывают, танцуют. Молодоженам кричат «Горько!»
– Зачем?
– В ответ те целуются, дескать, им сладко. Обычай.
– У нас похоже, – сказала Люсиль. – Только идут в храм, где жрец прокалывает молодоженам пальцы, и те орошают кровью камень Силы. Затем накрывают его ладонями. В этот миг происходит Единение.
– Как у нас с тобой? В лесу?
От неожиданности Люсиль растерялась. Он знает?
– Я спросил Куворка после того случая, – пояснил Антон. – Он объяснил. Еще сказал, что Единение между супругами происходит очень редко.
– И ты молчал?!
– А что было делать? – вздохнул Антон. – Я не знал, как к этому отнестись. Все произошло случайно. И ты молчала.
– Я стеснялась.
– И я.
Они замолчали. Только поглядывали друг на друга.
– А ты… – решилась Люсиль. – Если б мы встретились в твоем мире… Позвал бы меня в ЗАГС?
– Да! – кивнул он.
– Я бы пошла, – сообщила Люсиль. – С радостью.
– В ромашках спряталась, сняла решительно. А он, дурак, не попросил, – пробормотал по-русски Антон. – Какой же я идиот!
– Что? – спросила не понявшая Люсиль.
– Мы с тобой глупо теряли время, – ответил Антон.
Люсиль расплакалась. Неожиданно и очень горько. Она не плакала даже когда убили отца. Но там все было понятно. А здесь… То, что казалось таким сложным, оказалось простым. Следовало лишь спросить. А они теряли время…
Сильные руки подняли ее с лавки. Затем усадили на колени и прижали к себе. Из-за этого Люсиль разрыдалась еще пуще и уткнулась лицом в его грудь.
– Ну, что ты, маленькая, – бормотал Энтон, гладя ее по спинке. – Птичка моя робкая. Зачем же плакать? Все хорошо…
Люсиль никак нельзя было назвать маленькой, и уж, тем более, робкой. Не говоря про птичку. Но сейчас ей хотелось быть слабой и беззащитной. Лишь бы он продолжал гладить и обнимать ее, шепча ласковые слова.
Сильные ладони нежно охватили ее голову и оторвали от груди. Прямо перед собой она увидела его глаза.
– Горько! – сказал Энтон.
В следующий миг теплые губы коснулись ее губ. И это оказалось так сладко! Люсиль ощутила, как его Сила перелилась к ней, а она отправила ее обратно. Так продолжалось долго. Это переливы несли неведомое ранее наслаждение, и Люсиль внезапно подумала, что соединись они еще в одном месте, Сила могла б не переливаться, а циркулировать в их телах, Тогда наслаждение стало бы долгим и еще более сладким. Наверное, Энтону тоже пришла в голову эта мысль. Он встал и, не спуская Люсиль с рук, понес в спальню. В ту, где стояла большая кровать.
13
Вилорк провел дощечкой по одеялу и отступил на шаг, оценивая. Отлично! Одеяла на топчанах лежат ровно, как будто их прибили. Подушки сверху – как по шнурку. Смотреть приятно.
Заправлять постели их научил лоф. По его повелению плотник сделал специальные дощечки, которыми и разглаживали одеяла. Поначалу новобранцы недоумевали: зачем? Лоф объяснил, что в войске должен быть порядок. В одежде, в помещении (лоф называет его «казармой»), в поведении, отношению к воинскому делу. Что стоит в чем-то отступить, как порядок рушится. Поэтому в казарму теперь приятно зайти. Воины ходят чистые и аккуратные. Одежду стирают сами. Когда кто-то заметил, что стирка – женское дело, лоф нахмурился.
