дядя Витя дважды умудрился повздорить с соседом, несколько раз поспорил со стюардессами, высказывая им свое недовольство и пытаясь наставить на путь истинный, облился бокалом вина – отвратительного, если говорить откровенно, не смог посмотреть кино – его наушники оказались сломанными, а в завершение всего дядю Витю стало мутить. Последним аккордом стала путаница во время выдачи багажа, когда его чемодан чуть не уволок наглый мужик.
Из-за всего этого у Нинкиного папы поднялось давление и начисто отбило желание спать, а потому по приезде домой он долго маялся в постели, слушая тихое сопение жены и представляя вместо барашков договоры с зарубежными партнерами, летящими к нему на стол. Заснуть это не помогло, и Виктор Андреевич попытался почитать книгу модного немецкого автора, от которого его всегда неудержимо клонило в сон. Это тоже не помогло. Выдержал он целых тридцать страниц, ни черта не понял, а что понял, хотел забыть.
Затем дядя Витя, злясь на все на свете, направился на кухню, надеясь, что ранний сытный завтрак поможет прийти ему в нужное расположение духа, ибо в самолете, по его словам, «кормили отменнейшей дрянью». Однако, уже только глядя в холодильник, Журавль-страший понял – никакого завтрака не светит, поскольку несколько недель никто не готовил ни завтраки, ни обеды, ни ужины, да и продуктов дома почти не было. Софья Павловна позаботилась о том, чтобы холодильник дожидался хозяев пустым.
– Даже корочки хлеба в этом доме не сыскать, – пробурчал Виктор Андреевич, однако супругу свою будить не стал, мужественно решив дождаться, когда она сама соизволит проснуться. Зато Виктор Андреевич нашел орехи и кошачьи консервы. Он интереса ради даже открыл одну из них и понюхал – консервы заманчиво пахли тушенкой. Дядя Витя сглотнул невольно. Кот, крутившийся рядом с независимой мордой, с прищуром глянул на хозяина.
«Даже не вздумай, – говорил Кот. – Это мое».
Пока хозяева прохлаждались на отдыхе, он жил на даче приходящей домработницы, которая согласилась поухаживать за ним – щедрый от случая к случаю дядя Витя приплатил домработнице за это неплохую сумму, втайне надеясь, что на даче Кот сбежит и пропадет с концами. Тот, однако, пропадать не желал.
Со вздохом Виктор Андреевич накормил консервами Кота и с орехами в руках направился в гостиную – смотреть телевизор, когда услышал, как открывается входная дверь. Ниночка вернулась домой.
– Так-так-так, – уставился Журавль на дочь, поднимая туфлю, которая едва не угодила в него. – Родного отца чуть не зашибла.
– Я не нарочно, папа, – отозвалась устало девушка. – Не надо было в темноте прятаться.
– Я не прятался, – насупился Виктор Андреевич.
– Ну, бродить, – отмахнулась Ниночка.
– Я что, не имею права бродить по собственному дому? – взревел Виктор Андреевич, но, вспомнив, что домашние спят, понизил голос.
– Имеешь-имеешь, – буркнула девушка и пошатнулась – когда шла от Кати, неудачно наступила на какой-то камень и подвернула ногу. Камень она с силой отбросила в кусты, напугав собачников неподалеку.
– Пила? – тотчас пытливо уставился мужчина на дочь.
– А если и пила? – отвечала Ниночка с вызовом. Иногда отец казался ей поехавшим. Да что и говорить, весь мир казался ей поехавшим – кроме нее, разумеется.
– Что пила? Сколько пила? С кем пила? – мигом завелся подозрительный Виктор Андреевич, которому сейчас только и нужен был повод за что-нибудь уцепиться. – Я так и знал, что ты не к Кате своей едешь, а к этому голодранцу!
– К какому голодранцу? – закатила глаза девушка.
– Знаю, к какому. К малышу! – все слышал Виктор Андреевич и сделал неправильные выводы. – Который тебя не забудет. Вместе пили, да?
– Папа! – взвизгнула Нина. – Что ты мелешь!
И она, выхватив из рук отца туфлю, вместе с ней убежала в свою комнату.
– Ты обещала, что у вас с этим расписанным под хохлому Зелибобой ничего нет! – поспешил дядя Витя следом за дочерью. – Не смей с ним встречаться! – завел он старую песню, на ходу роняя орехи и не замечая этого. Потому немудрено было, что Журавль-старший наступил на них и едва не упал. – А, черт возьми, – выругался он. – Почему все разбросано? Скоро в этом доме начнет плесень на потолке расти… Нина! Будь он трижды граф, да хоть царь египетский, нам это отребье панковское не нужно в родословной! И я… – Договорить мужчина не успел.
Нинка захлопнула дверь прямо перед носом родного отца, свирепая, как тысяча чертей. На Виктора Андреевича она тоже злилась. Папочка, решив заграбастать денежки тетки Эльзы, разрешил ей делать вид, что она встречается с Рылом! Нет бы, как настоящий отец, стукнуть кулаком по столу и сказать грозно, что его дочь – не продается. И чтоб ноги Рыла в их доме не было! И пригрозил бы лишить ее всех денег, забрать мобильник и шмотки из бутиков, выгнать из квартиры, в конце концов. А он стал потакать во всем! И мать ни слова против не сказала вначале. И эта сумасшедшая старая жаба – запала на Синего…
Едва Журавль вспомнила его, как непроизвольно сжала кулаки.
Катя оказалась права. Нина была слишком гордой, чтобы признать виноватой себя, а потому винила других с каким-то болезненным упоением, словно боясь сказать самой себе: «Это моя вина».
