– Нин, хватит, – тронула я ее за плечо – мы сидели рядом на заднем сиденье. Она лишь отмахнулась от меня.
Машина резко затормозила и съехала на обочину, что Журавль явно не могла не оценить – опаздывать на регистрацию она не собиралась.
– Если ты еще раз наплетешь моему дяде подобное, – злым голосом сказал Матвей, убрав руки с руля, – я воплощу это в жизнь. Запомни.
Девушка в ответ только обидно расхохоталась.
– А сможешь, Мотечка? – осведомилась она. – Иди сюда и попробуй. А после найдешь в животике дырочку. Или даже две.
– Знаешь, Журавль?.. – резко обернулся на нее водитель.
Матвея можно было назвать красивым – довольно приятные правильные черты лица, русые волосы, светлые глаза, внушительная фигура человека, часто бывающего в спортивном зале и не пропускающего тренировки, к тому же и одевался он вполне со вкусом, неброско, однако сейчас Нинка его разозлила, и лицо его даже побледнело от гнева, исказилось.
– Твой язык не доведет тебя до добра. И если я попробую, поверь, ты и пальчиком пошевелить не сможешь.
– Скорее, ты, – не испугалась девушка, как ни в чем не бывало собирая длинные светлые волосы в хвост. – Ведь трупы не шевелятся.
– Ребят, мы в аэропорт опоздаем, – вмешалась я, боясь, что сейчас они не на шутку разругаются. – Может быть, поедем?
– Извини, – тихо сказал Матвей, явно обращаясь ко мне, а не к Нинке, и отвернулся, заведя машину.
До конца пути он молчал, не реагируя на шуточки Журавля, которой вскоре это надоело, и она уставилась в телефон. В аэропорте мы оказались спустя минут десять. Из машины я выходила с небольшой спортивной сумкой, а вот Нинка – с огроменным чемоданом на колесиках, где, наверное, вместился бы весь мой гардероб. Чемодан подруга, наглости которой было не занимать, тотчас пихнула Матвею с царственным видом.
– Сама тащи, милая, – обворожительно улыбнулся он ей, явно не забыв ссору в машине.
– Джентльмен, – поцокала рядом проходящая тетка, видимо, из встречающих, и одарила Матвея красноречивым взглядом. Однако Нинке самой тащить чемодан не пришлось – нашелся доброволец, который решил помочь милой девушке с беззащитной, на первый взгляд, улыбкой. От добровольца Журавль избавилась около стойки регистрации, дав ему вместо своего номера телефона чей-то чужой.
В этот раз аэропорт казался другим: менее шумным, менее людным, менее величественным, хотя атмосфера общей нервозности, суеты и предвкушения чего-то нового, неизведанного осталась прежней и поглотила меня с головой. Я давно не летала на самолетах, и мне было немного страшно пересекать на железной птице воздушные океаны в течение нескольких часов, и только тот факт, что в Москве я увижусь с Антоном, который пообещал ради меня сбежать из студии на день, окрылял.
Нашу встречу я ждала с предвкушением, считая каждый день до нее, а теперь уже – каждый час. И в аэропорте, среди таких же жаждущих скорой встречи людей, это чувство заострилось – мне почти физически больно было от этого шаткого состояния ожидания; кружилась немного голова, все нервы, как один, были натянуты, и в теле ощущалось приятное напряжение.
Осталось еще немного… Еще один день, и завтра он прилетит!
– Ты как наркоман, – с огромным неодобрением взглянула на меня Нинка уже в накопителе, перед посадкой в самолет. – Тебя прям ломает, подруга.
– Отстань, – отмахнулась я от нее.
– А я всегда говорила, что любовь – это яд и наркотик в одном флаконе. Ломает и травит, – вывела свою формулу любви Ниночка.
– А как же Гектор? – осведомилась я.
– Это не любовь, – снизошла до объяснений Журавль. – Это высшее вожделение, – щелкнула она зубами около моего уха. Матвей, сидевший неподалеку, с интересом посмотрел на нее.
– Вот значит как? – подняла я брови, но ничего остроумного сказать не успела, потому что в этот момент началась посадка.
Наш самолет вылетал, когда на улицу давно опустилась ночь, и в иллюминаторе, около которого я села, небо было совсем не видно – я лишь успела насладиться видом огней ночного города, над которым плавно вознесся самолет. Город стремительно уменьшался и вскоре превратился в маленький огонек, затерявшийся среди темноты. Но я не отчаивалась, надеясь встретить рассвет перед посадкой в Домодедово.
Встретить восход солнца в его же воздушной обители – небе, что может быть лучше в самолете?
И я со счастливой улыбкой откинулась на мягкую спинку кресла, последовав примеру Нинки. А в наушниках раздавался голос Антона – несколько последних его песен, «черновых», где он сам себе аккомпанировал на гитаре, слышала только я. Больше всего мне понравился отрывок из песни, которую я сама прозвала «Оригами» – так чудесна она была.
Бархатный, чуть хрипловатый глубокий голос с приятным отстраненным тембром успокаивал, околдовывал, и сквозь сон мне казалось, что Антон целует меня.
В самолете Матвей оказался в ряду напротив Журавля и ее подруги – те сели вместе: Катя у иллюминатора, Нина – около прохода, мгновенно уснув. Во сне она была еще красивее, чем обычно и, что самое главное, молчала. Молчавшая Ниночка Журавль Матвею нравилась, и он
