исчез. Оставив нас наедине здесь, на невообразимой высоте.
Обвив руками шею лорди, повернулась так, чтобы увидеть склоненное ко мне лицо. Едва я пальцами стала перебирать жесткие волосы на затылке, в ярких синих глазах отразилось удовольствие. Я потянулась губами, желая ощутить вкус дождя, который каплями стекал по подбородку лорди. Но меня остановили слова, сорвавшиеся с губ иноземца, вдруг посерьезневшего буквально за секунду:
– Больше никогда не ставь мою жизнь превыше своей. Оно того не стоит. – Голос резал сталью, но все же не скрыл той боли, что лорди старался спрятать от меня.
Отстранившись, я вгляделась в потемневшую синеву удивительных глаз.
– Почему? – пытаясь разобраться в запутанном клубке наших общих эмоций, прошептала я.
– Бессмысленно. Я все равно не выживу без тебя.
Кажется, даже шум дождя стих. По моему лицу стекали струи дождя, смешиваясь с теплом, сочащимся из глаз, оставляя на губах привкус горько- сладкой соли.
– Почему ты думаешь, что я выживу? – прошептала и замерла, наблюдая за отражением сдерживаемых эмоций, что мелькало в глазах лорди.
Древний и маньячный на мгновение прикрыл глаза и протяжно выдохнул. Затем уголок губ медленно пополз вверх, и, приподняв бровь, лорди припечатал:
– У тебя же дети. – Я замерла, прямо-таки ощущая, как вокруг рваными кусками опадает вся пафосность момента… захотелось врезать этому довольно ухмыляющемуся субъекту. Что я и попыталась осуществить, но рука мгновенно оказалась схвачена, а я повалена на дно чаши, которую образовывали ветки древесного исполина.
Улыбающийся лорди навис надо мной, удерживая руки и не давая мне ни малейшего шанса на отмщение.
…посмотрим, кто кого…
Я закусила губу и томным взглядом воззрилась на застывшего иноземца. Довольная улыбка сползла с черной физиономии, а взгляд потемнел почти до черноты. С тихим рыком лорди впился в мои губы, а я, воспользовавшись моментом, резко вонзила зубы в нижнюю губу иноземца.
Но древний и маньячный оказался куда маньячнее, чем я думала, и все торжество моей мести потонуло в удовлетворенном рыке, а я сама потерялась во взорвавшихся внутри меня ощущениях, потому что шипы, увеличившиеся в размерах, продырявили пиджак иноземца и покарябали мою кожу. Ну… и накрыло…
Не особо церемонясь с одеждой, постаскивали друг с друга то, что еще не было разодрано в клочья.
Желание, бьющееся внутри, было настолько требовательным и всепоглощающим, что, казалось, не доберись я немедленно до вожделенного тела, могла просто вспыхнуть, сгореть, оставив после себя мелкие раскаленные докрасна угли.
Тело Дарклая, его запах и вкус выбивали последние крупицы разума из моей затуманенной головы.
Не думала, что дождь может обжигать… а небо взрываться разноцветными искрами…
Выгибаясь навстречу вбивающемуся в меня лорди, впивалась ногтями в мощные плечи, тянула его на себя, умоляя и признаваясь…
Шептала то, что не могла сказать, о чем не могла даже догадаться…
Я любила его…
Любила всей душой…
Всем телом своим…
Здесь и сейчас…
Весь мир – он…
Он…
…Мой…
…Дарклай…
Дождь уже закончился. И небо неумолимо светлело. Хотя солнце уже закатилось, но небосклон все еще светился теплым персиковым, который медленно переходил в нежно-голубой.
В чаше, что состояла из тонких трубчатых ветвей древесного исполина, лежать было тепло и приятно, даже сухо. Мелкие тонкие трубочки, примыкающие друг к другу и образовывающие гладкую пористую поверхность, мгновенно впитывали собирающуюся в чаше дождевую воду, а взамен отдавали тепло. Одежда давно высохла, но, к сожалению, более не была пригодна к носке. Все, что уцелело, – это мой бейдж и ремень Дарклая.
Но почему-то меня это мало волновало. Точнее, я сначала впала в ступор от осознания того, что одеть нечего, но лорди успокоил, уверив, что одежда скоро будет, нужно лишь подождать.
Я и не спорила. Уютно устроившись на плече моего иноземца, вытянув перед собой руку, рассматривала небо, раскрашенное бликами отгоревшего заката, в пространстве между растопыренных тонких пальцев.
Лорди отложил коннектор, на котором что-то набирал последние пару минут. Потянулся и, также вытянув руку, переплел свои пальцы с моими, позволяя
