— Значит, умен и в теме… Что-то еще?
— Знаете… — Проф замялся, но все же честно признался: — Это, конечно, только мое мнение… но мне кажется, что он больше не по физике, а по биологии алексиума…
Опаньки! Утверждение на грани крамолы. Любые опыты над одаренными были строжайше запрещены — это было прописано в законодательствах всех стран, считающих себя хоть сколько-нибудь цивилизованными. За ту же флешку, что по незнанию была скопирована мной с компьютера Залесского, полагалось весьма суровое наказание без учета любых смягчающих обстоятельств. Правило, что чаще нарушалось, чем соблюдалось, но тем не менее ни одно государство не рискнуло бы признаться в подобных исследованиях. Серьезное и опасное заявление.
— Я понял вас, Александр Леонидович.
— Егор, я знаю, вы…
— Я понял, профессор, не стоит повторять.
— Тогда я спокоен.
— Рус, ты услышал, если что-то найдешь дополнить…
— Утром информация будет на вашем столе.
Ничего особенного справка от Францева на следующий день не содержала, разве что факт наличия сразу двух постоянных любовниц у Петра Ильича, но тут мог только поаплодировать: в таком возрасте обычный неодаренный человек, да еще и будучи женатым! В общем, не совсем то или, точнее, совсем не то, что я искал. Мне гораздо интереснее было, мог ли академик знать обо мне что-то сверх общедоступной информации, потому что подобная осведомленность шла вразрез с нашими договоренностями с императором и Милославским. Я, конечно, имел подозрения, что «хозяин земли русской» мог быть и хозяином своему слову, но как-то не вязалось это с создавшимся у меня впечатлением о Константине Втором.
Вот таким, полным сомнений и опасений, я и явился на запланированную экскурсию.
— К сетке лучше не подходить, следуйте по дорожке, — на КПП, а просто вахтой назвать это сооружение не поворачивался язык, порадовался, что не позвал никого в компанию, — пропуск был выписан только на меня. Ассистент Грушина, встретивший у входа, недоуменно косился на вольеры с нетипично ведущими себя «одаренными» собаками. Не знай я, что подобные твари пылают ко мне необъяснимой любовью — тоже бы занервничал от их тоскливого воя и лая. — Да чтоб вас!.. В первый раз вижу такое!
— Серьезная охрана, почти как в казначействе, — неловко пошутил я в попытке отвлечь сопровождающего от странного поведения животных.
— Так не шуточки! — не разделил моего легкомыслия ассистент. — Здесь около десяти тонн алексиума!
— Нехило! — польстил я проводнику, начисто игнорируя факт, что под будкой моего Бобика уже было закопано примерно столько же метеоритного железа.
Болота Карелии были не единственными болотами в стране, а при наличии скоростного доспеха расстояния меня не сильно ограничивали. Но это так, к слову.
— На ночь собак выпускают, так что пробраться в комплекс невозможно. Да и сами лаборатории расположены под землей, и там самая современная защита. У нас все на самом высшем уровне! — похвастался мне молодой ученый.
С умным видом, поддакивая в нужных местах, я выслушивал дифирамбы системам безопасности. Если верить собственному
Радушный академик принял меня в свои объятия и повел знакомить с поднадзорным хозяйством. Вникая в не всегда понятные комментарии, я пытался параллельно разобраться в себе, потому что ощущения были двоякими. С одной стороны, хотелось облегченно рассмеяться: ничего-то вальяжному ученому обо мне не было известно, а экскурсия оказалась банальным разводом на деньги богатенького юнца. Здесь мы с моей любимой паранойей в очередной раз сели в лужу. С другой — даже обидно, я ж тут весь из себя избранный, а меня как лоха какого-то… всего лишь подоить хотят. Где, спрашивается, мировой магожидомасонский здговор, где я, весь в белом, спасу Отечество? Где пафос и превозмогание?
Лаборатории выглядели… как лаборатории. Что-то в них тикало, жужжало, крутилось, экраны приборов выдавали кривые, люди в белых халатах рисовали закорючки в журналах. Грушин разливался соловьем, сыпля незнакомыми терминами, а я с интересом вертел головой, пытаясь понять назначение различных агрегатов. Ничего похожего на приборы профессора я пока так и не увидел. И денег давать отчаянно не хотелось. Когда я прикидывал тенденции прогресса, то мыслил обычными для себя категориями, а вот предсказать пути развития этого полумагического мира было для меня сложно.
— А здесь наша безусловная гордость! — торжественно произнес Петр Ильич, открывая собственным ключом очередную массивную дверь.
Войдя в новое помещение, первым делом я отказался от