Я смотрела на его руки, большие, грубые, вспоминала, как он влепил мне пощечину, и смеялась про себя, наблюдая за тем, как он ко мне подлизывается.
Меня так и подмывало сообщить ему, что он опоздал, если собрался воспользоваться моим положением к своей выгоде.
– Вот как, теперь вы запели по-другому. – Вот все, что я сказала, не заботясь о вежливости. Я наблюдала, как он сдерживает гнев. Несомненно, ему хотелось еще раз ударить меня.
– Многое изменилось, – сказал он. – Подумайте над моими словами. Напишите Гарри в Бэйнард. Он обрадуется, получив весточку от вас.
Теперь он смотрел на меня издали, приподнял шляпу и кивнул. Если бы он узнал, что я жду ребенка и тайно вышла замуж, он не торопился бы снимать шляпу. Должно быть, он еще не слышал, что я лишилась милости королевы. Он не мог знать, что отец моего будущего ребенка бесследно исчез и я не могу даже доказать, что вышла замуж, ведь единственная свидетельница мертва, а священник… одному Богу известно, куда он подевался; я даже имени его не знала. Хуже того, я ухитрилась потерять завещание, которое написал Гертфорд перед отъездом. «Он тебя бросил», – шептал внутренний голос. Так душно, что мне стало трудно дышать. Нет, нельзя думать о плохом!
Не обращая внимания на Пембрука, забыв о белье для королевы, я пошла искать Мэри в комнате фрейлин. Она одна, в одной рубашке, сидела на кровати и читала книгу. Я села рядом с ней и спросила:
– Как ты улизнула?
– Притворилась, что у меня болит голова, – ответила она. Я расшнуровала корсаж. – Редкая минутка, которую можно провести наедине с тобой.
Она помогла мне снять верхнюю юбку.
– Я скучаю по покоям Юноны, – призналась я.
– Да. – Мэри понимала, что я скучаю не по покоям, а по самой Юноне.
Я положила руки на живот, натягивая сорочку.
– Сколько времени вынашивают ребенка? Девять месяцев?
– С начала до конца? Кажется, да.
– Но с какого времени надо начинать отсчет? – Я пыталась вспомнить, когда мы могли сделать ребенка, но возможностей у нас было слишком много.
В ответ она пожала плечами:
– Со мной никогда не говорили о таких вещах.
– И со мной тоже. Может быть, надо считать девять месяцев с того времени, как он зашевелился?
– Может быть, – с сомнением ответила Мэри.
– Мышка, подумать только, ведь я была вооружена до зубов сведениями о том, как не забеременеть, но не подумала разузнать, как все происходит на самом деле.
– Тем жальче, что ты не…
Я прервала ее, не дав сказать очевидное:
– Я замужем, мне не нужно.
По ее лицу я вижу, что Мэри разочарована во мне. И она ничем не может мне помочь, она знает еще меньше, чем я. Но я ни к кому не смею обратиться за помощью.
– Я только хочу сказать: тем жальче, что все вышло так неожиданно. – Она взяла меня за руку, сжала ее: – Китти, прости меня, но я ничем не могу тебе помочь.
Я вспомнила прежнюю королеву и неразбериху с ее беременностью. Я часто видела, как у замужних камер-фрейлин росли животы. Перед родами они уезжали, а потом, через несколько месяцев, возвращались на службу, снова стройные, как девушки. Правда, иногда они не возвращались. Запрещаю себе думать о плохом.
Я задрала сорочку и стала осматривать голый живот. Да, он округлился, но не увеличился.
– Что скажешь, Мышка? «Приятная пухлость»?
Она погладила меня своей маленькой ручкой. От ее ласки слезы навернулись мне на глаза.
– Там моя племянница или племянник, – прошептала она.
– Перестань мечтать о том, как станешь тетей, и скажи, как по-твоему, могу ли я по-прежнему его скрывать.
– Да, наверное, можешь. Ты не похожа на Мэри Сидни, когда она уехала домой перед родами.
– Откуда ты знаешь, как она выглядела?
– Я помогала ей одеваться, когда она так растолстела, что не могла застегивать туфли. Я видела ее в сорочке, когда до родов оставалось около месяца.
– И она выглядела не так, как я?
