– Леди Уорнер, – сказала я, – будьте добры, передайте мне белую нитку.
Вестминстер, сентябрь 1561 г.
Я смотрела на Темзу из окна в комнате Киза над водяными воротами и думала о Кэтрин, которая сидит в Тауэре. Она совсем близко, ниже по течению. Я рада, что снова нахожусь недалеко от нее. Вчера мне тайком передали поспешно нацарапанную записку. В ней она описала свое жилье и площадку наверху, откуда она смотрит на суда, проплывающие по реке. Сестра просила меня не беспокоиться, сообщила, что она в добром здравии. Скоро приедет Гертфорд, и все будет хорошо. Значит, к ней вернулся ее всегдашний оптимизм. Я очень боялась, что она скатится в безумие, что даже может что-нибудь с собой сделать, но ее письмо немного успокоило меня. Способность сестры всегда надеяться на лучшее – просто какое-то чудо. Но я никак не могла забыть ее безнадежный взгляд, когда она три недели назад покидала Ипсвич под охраной.
Я покинула двор, когда все направлялись в Гертфорд-Касл, где королева должна была принять шотландского посланника. Пегги сообщила, что возвращается в Уайтхолл, и я попросила отпуск, чтобы навестить ее. К моему удивлению, меня отпустили. В том обществе я бы не вынесла и часа. Королева как будто похудела и побледнела. Когда я обратилась к ней с просьбой об отпуске, она, не глядя мне в глаза, молча кивнула. Для того чтобы просить за Кэтрин, случай был неподходящий.
Со мной в Вестминстер послали отряд гвардейцев – как меня заверили, для моей охраны – и Дороти Стаффорд, даму из ближнего круга Елизаветы. Наверное, для того, чтобы та шпионила за сестрой государственной изменницы. Но Дороти оказалась очень мягкой и болезненно застенчивой. Хотя она намного старше меня, в пути между нами, как ни странно, возникла привязанность. О Кэтрин мы не заговаривали, хотя я все время думала о ней, как и моя спутница. Однажды, когда мы уже засыпали, Дороти сказала: «Я не согласна с тем, что было сделано». Говорить больше или называть конкретные имена было бы глупостью или безумием.
Первым человеком, который встретил нас у дворцовых ворот, был Киз; не могу описать, как полегчало у меня на душе при виде его! По его лицу я сразу поняла, как он озабочен; он уже слышал новости. Наверное, вся страна слышала о тяжком преступлении леди Катерины Грей и о том, что ее заточили в Тауэр. Если бы я не знала, что все так и есть, я бы ни за что не поверила, что все мои близкие родственники, за исключением Maman, рано или поздно окажутся в таком месте. Я денно и нощно молилась о том, чтобы Кэтрин не постигла та же участь, что постигла отца и Джейн, – думать об этом было невыносимо.
– Мне приказали следить за каждым вашим шагом, – сообщил мне Киз, помогая мне спешиться.
Мы с ним обменялись улыбками. Значит, Елизавете не известно о нашей дружбе. Киз последние дни поддерживал меня, как стена, и его скромные комнаты, расположенные недалеко от Уайтхолла, стали для меня настоящим убежищем после огромных и гулких дворцовых залов. У него я могла в течение пары часов в день хотя бы притвориться, что веду относительно нормальное существование.
Мы встречались днем, когда во дворце почти ничего не происходит; все радовались, что двор еще не вернулся и у нас нет обязанностей. Пегги и Дороти по очереди читали книгу стихов; Уолтер, брат Дороти, играл на лютне. Он исполнил песню, которую особенно любила Кэтрин; музыка пробуждала во мне воспоминания о счастливых временах. Но стоило мне подумать о прошлом, и я понимала, что даже самые счастливые времена омрачались той или иной печалью или заботой.
Мы с Кизом играли в шахматы, сидя у окна, но я была невнимательна; смотрела, как лодки скользят по грязной воде, и думала о сестре.
– Ваш ход, миледи, – напомнил Киз.
Я посмотрела на доску и улыбнулась ему, он ответил тем же. Увидела, что дело мое почти безнадежно – я сделала несколько неверных ходов, и фигуры Киза окружили моего короля.
– Вы выиграли, Киз, – сказал я. – Извините, что не была более достойной противницей.
– А давайте сыграем партию в «примеро»! – предложила Пегги.
– Я согласен. – Уолтер положил лютню на стол. – Вы слышали о том, как Арундел проиграл королеве в «примеро» почти сто гиней?
– Я слышал, – ответил Киз. – И видел собственными глазами, как он выбежал из дворца страшно расстроенный и разбил ногой подставку для посадки на лошадь.
– Он не единственный, кто проиграл королеве крупную сумму, – засмеялась Пегги. – Мы, фрейлины, стараемся не играть с ней. Она ужасно злится, когда проигрывает, поэтому все чувствуют себя обязанными поддаваться ей – и разоряются.
– И оказываются в положении просителей; стоят перед ней на коленях и просят очередное имение, наверное, для того, чтобы расплатиться с долгами, – заметил Уолтер, насмешив даже меня.
Все как могли старались поднять мне настроение.
Мы сели за стол, и Киз стал тасовать карты, затем сдал их с ловкостью жонглера, несмотря на то что руки у него огромные. Я наблюдала за ним; его добрый взгляд переходил с одного гостя на другого. Время от времени он смотрел и на меня. Я была очень благодарна ему за то, что он так часто приглашает нас к себе. Скоро вернется двор, нам придется проводить почти все время во внутренних покоях королевы, и мне будет очень недоставать нашего убежища.
