Он задал вопрос так, словно ответ ему был известен заранее. И тогда я с улыбкой сказала:
– Да, хочу.
Он так вытаращил глаза, что мне показалось, что они вот-вот вылезут из орбит. Я подробно вспомнила день нашей свадьбы, терпеливо ожидая, пока заместитель Уорнера старательно запишет мои слова в книгу.
Мой допрос – ибо, каким бы добрым ни казался Уорнер, меня подвергли именно допросу – продолжался целых три дня. Все это время я чувствовала, как оковы, стянувшие мое сердце, ослабели, вытянулись наружу, как паутина, по переходу в башню, где держат моего мужа. Мне снова и снова задавали одни и те же вопросы, сначала Уорнер, затем его заместитель. Мельчайшие подробности они пытались повторить по-разному, надеясь, что я собьюсь и стану сама себе противоречить. Они спрашивали у меня самые интимные моменты моего брака, как будто раздевали меня донага и обыскивали самые мои потаенные места.
Когда наконец Уорнер провозгласил:
– Благодарю вас, миледи. Мы узнали все, что нам нужно, – и они собрались уходить, с меня словно свалилась огромная тяжесть. Ко мне вернулось прежнее жизнелюбие.
Уорнер ушел, а его заместитель медлил, затыкал пробкой рог с чернилами и не спеша собирал свои вещи. Затем он вдруг обернулся ко мне и прошептал:
– Ваш муж здесь.
– Я вам не верю, – ответила я, думая, что он прибегнул к какой-то уловке. Он смотрел на меня в упор своими глазками-бусинками, и я, вздрогнув, представила, что он способен заглянуть мне в душу. – Я бы сразу поняла, если бы мой муж был здесь, – продолжала я. Он меня испытывал, желал знать, не получила ли я весточку о том, что Гертфорд здесь, он хотел проверить, не сообщались ли мы и не договорились ли о наших показаниях.
– Я говорю правду. – Он сделал попытку улыбнуться, но его улыбка была больше похожа на гримасу, и я заметила его длинные и острые клыки, как у борзой.
– Сомневаюсь, – продолжала я притворяться.
– Мы допросили и его. Его рассказ почти слово в слово совпадает с вашим. – На пороге он обернулся и добавил: – Я на вашей стороне, миледи.
Мне показалось, что я ослышалась. Неужели такой мрачный тип поддерживает меня? Хотела спросить, что он имеет в виду, но не посмела. Перед самым уходом он вложил мне в руку маленький мешочек и ускользнул, как тень, что-то прошептав Шару.
Когда он ушел, я развязала шнурки мешочка и достала миниатюру моего Гертфорда. Его изобразили на ярко-голубом фоне; на голове у него лихо заломленная шляпа с черным пером, красиво очерченные чувственные губы изогнуты в полуулыбке. Миниатюра выполнена рукой Левины; в последнем я не сомневалась, сердце мое сжалось.
Шар прокашлял, чтобы привлечь мое внимание. У него на лице была широкая улыбка, причины которой я не совсем поняла, но потом он сказал:
– Миледи, сегодня дверь в башню Бошан забыли запереть, а ваша служанка занята на кухне. – С этими словами он запер меня снаружи.
Я выбежала на площадку и увидела Гертфорда. Он стоял, небрежно прислонясь к стене, как будто просто бездельничал. Я осталась на пороге; неожиданно меня охватило смущение. Он тоже неподвижно смотрел на меня, как будто я чужая или только что восстала из могилы.
– Китти, это ты… подумать только, – произнес он наконец, шагая ко мне. – Какая ты стала огромная! – Он резко остановился, упал на колени, взял мои руки в свои и стал покрывать их поцелуями, потом поднял голову. Его глаза были полны слез.
– Любовь моя! – Вот все, что мне удалось сказать, ибо слезы душили и меня.
Он положил руку мне на живот:
– Наш ребенок! Ах, Китти, это самое чудесное зрелище на свете! Я боялся, что не смогу на него смотреть. – Он зарылся лицом мне в юбки, зарыдал, а потом встал на ноги, засмеялся, и меня охватила радость.
– Давай ляжем, – предложила я. – Когда я лежу, он шевелится, и ты сможешь его почувствовать.
Мы лежали бок о бок, держась за руки и глядя друг другу в глаза. Я расстегнула крючок за крючком на лифе не спеша и подняла рубашку, чтобы он лучше видел мой огромный живот. Взяв его руку, я приложила ее туда, где чувствовала ручку ребенка.
– Он шевелится! О, Китти! Я и представить себе не мог! – Он поцеловал то место, где брыкался наш малыш. – Ну не ирония ли судьбы, что нашему сыну суждено зваться лордом Бошаном? Кто бы мог подумать, что он появится на свет в тюрьме… Как ты думаешь, он меня слышит?
– Хочется верить. Я рассказывала ему о тебе. – Я умолкла, потому что мне многое нужно было узнать, но не хотелось портить чудесный миг. Но когда я начала кое о чем думать, я поняла, что изнутри меня поднимается гнев. Я встала. – Ты бросил меня, – сказала я, с трудом удерживаясь, чтобы не закричать. – Ты бросил меня! – И вот я вскипела, как кастрюля с молоком, я била его кулаками, ладонями, кусалась, как дикий зверь, и снова и снова повторяла: – Ты бросил меня! Ты бросил меня!
Он не двигался, не защищался, не старался меня оттолкнуть, но позволял нападать на него. Наконец, выбившись из сил, я снова легла на постель рядом с ним. Гертфорд сел, глядя в пол.
– Почему ты не отвечал на мои письма? – спросила я наконец.
