– Мэри Грей, в глубине души вы бунтовщица!
– Я так развлекаюсь. Невыносимо было смотреть, как бедных созданий таскают из одного дворца в другой, прикрепив клетку к телеге. На следующее лето я собираюсь выпустить их, открыв окно. Что вы об этом думаете?
– Думаю, что бедные создания станут легкой добычей для ястребов, если раньше не умрут от холода, когда наступит зима. Мэри, они находятся слишком далеко от своей родины.
– Да… об этом я не подумала. Мир жесток к маленьким созданиям.
Левине показалось, что в число маленьких созданий Мэри включает и себя.
– Ну пусть они, по крайней мере, хоть немножко почувствуют свободу, полетав в этом просторном зале, пока их снова не поймают и не посадят в клетку.
В нижнем дворе они встретили старшину дворцовой стражи; Киз вежливо поздоровались с ними. Левина вспомнила, что в последний раз она видела его, когда гналась за Кэтрин к дому Гертфорда на Кэнон-Роу. Как она ругала себя за глупость, когда оказалось, что в доме никого нет! Тогда она решила, что у нее разыгралась фантазия, а все-таки чутье не подвело ее: именно в тот день Кэтрин вышла замуж. Она вспомнила двух продрогших девушек в плащах на почерневшем берегу Темзы, которые бежали по ступеням Вестминстера, и гадала, как бы все могло обернуться, если бы ей удалось каким-то образом расстроить свадьбу.
– Как себя чувствует мистрис Киз?
– К сожалению… – Он умолк, глядя на свои ноги.
– Киз, почему вы молчите? – Мэри ахнула, закрыв рот ладонью. – Она скончалась?!
Он кивнул.
– Миледи, у вас есть много других поводов для беспокойства.
– Но я ваш друг! – Мэри тронула Киза за плечо, что было для нее настоящим подвигом: она всегда прикасалась лишь к тем, кого считала самыми близкими. – Примите мои соболезнования! Если я могу чем-то… – Она замолчала, глядя на него в упор. – Почему вы ничего мне не сказали? – Мэри была возмущена, как будто только теперь поняла, что мертвых невозможно вернуть назад. – Киз, я ваш друг!
А Левина думала: какой замечательный человек Мэри! Она всегда сочувствует страданиям других, хотя ей самой живется очень несладко.
Уайтхолл, апрель 1562 г.
Я получила письмо, тайком вынесенное из Тауэра. Кэтрин рассказала о моем племяннике – Биче, так она его назвала; как он хорошо сосет грудь; как очаровательно улыбается и что у него вырос первый зуб. Ему уже семь месяцев; наверное, когда я его увижу, у него уже будет полный рот зубов… Но увижу ли я его когда-нибудь? При мысли о нем и о сестре сердце мое разрывалось на части.
Кроме того, Кэтрин написала, что время от времени двери их покоев «забывают» запирать и они с Гертфордом могут встречаться. «Так что все не так плохо, как ты могла бы подумать, Мышка». Отрадно, что она, несмотря ни на что, не утратила своего всегдашнего жизнелюбия. Придворные гадали, как Елизавета поступит с ней и Гертфордом. Королева все больше гневается, ведь их ребенок имеет право притязать на престол.
Выбрав удобную минутку, я зашла к Кизу и перечитала письмо сестры. Осталось немного времени до того, как меня призовут во внутренние покои. Я сидела у окна и рассеянно смотрела на другой берег Темзы, на дворец архиепископа. Отсюда я наблюдала за баркой, на которой Кэтрин и Гертфорда весь февраль возили на допросы. Мне даже удалось издали рассмотреть их, когда они высадились у дворца Ламбет. Им предстояло дать показания перед церковным советом. Королева стремилась доказать, что их брак недействителен. В отсутствие бедной Юноны и священника, который их обвенчал, королеве совсем нетрудно было получить желаемый вердикт. Теперь мой племянник был официально признан незаконнорожденным, хотя я-то знаю, что это не так. Я радовалась, что меня не вызывали на допрос, потому что я не смогла бы солгать в присутствии высокопоставленных церковников и, скорее всего, меня тоже бросили бы в Тауэр за соучастие и недонесение. Выходит, есть какое-то преимущество и в моей незначительности.
Я надеялась, что подобный вердикт немного отодвигает сестру и ее мужа от эшафота. Каждый день я ждала, надеясь хоть одним глазком увидеть милую Кэтрин, когда ее снова поведут на судилище. Глядя на ее маленькую фигурку, окруженную высоченными гвардейцами, которые казались еще выше благодаря поднятым алебардам, я чувствовала, как ком подступает у меня к горлу и никак не рассасывается.
Скрипнула дверь, я обернулась и увидела Киза. Он был один.
– Я должен кое-что вам показать, – тихо начал он, закрывая за собой дверь и доставая из-под дублета миниатюру.
Я подумала, что он хочет показать мне портрет женщины, за которой ухаживает, и узнать мое мнение о ней; поэтому очень удивил, увидев у него миниатюру с изображением моей сестры, с малышом на руках. Портрет почти в точности такой, как я прячу под корсажем. Я взяла его и, внимательно рассмотрев, заметила отличия. Скорее всего, передо мной копия. На портрете Левины фон лазурный, а здесь темный, почти черный; даже глаза у Кэтрин темно-синие, а не васильковые, как на самом деле, а волосы ярко-рыжие, а не светлые, как солома. И все же сомнений нет; неизвестный художник изобразил ее с маленьким лордом Бошаном. Его крошечная ручка прячется под ее меховым воротником в точности как на моем портрете; длинная изящная рука Кэтрин украшена двумя кольцами, которые я прекрасно помню с тех пор, когда они висели на цепочке у нее на шее. И все же манера у копииста совсем другая. Он точно передал какие-то детали, но ему недоставало свободы Левины. Уж ее произведения я узнаю тотчас же!
