только потом вошла в комнату к бабушке. И в ужасе застыла. Бабушка лежала на кровати с бледным, слишком бледным лицом и заострившимся носом.
Я застыла в дверях, не в состоянии сдвинуться с места. Потом ринулась вызывать скорую помощь. В ожидании кареты позвонила матери и отцу. Потом Ксении в Волгоград. Приехавшая скорая констатировала смерть. Остановка сердца. Врач сказал это другими словами, но смысл один.
Они уехали, забрав бабушку. В морг. Какое страшное слово!
Вот и сбылось роковое пророчество Олега Геннадьевича: я и в самом деле встретила Новый год с бабушкой в последний раз.
Через пару часов приехала мать. С отчимом. Поутешала меня немного, при этом оценивающе осматривая квартиру. Еще через час появился отец. С какой-то бабой в осенней куртке, несмотря на мороз, и странной фетровой шляпке на голове. Мать тотчас уехала, не желая смотреть на бывшего муженька, а папаша, не раздеваясь, вместе со своей нелепой спутницей принялся обходить комнаты и прикидывать, что и куда можно будет поставить, будто меня здесь вовсе не было.
Пришлось разбить его мечты напрочь:
– Отец, квартира давно переписана на меня. Так что тебе ничего не отломится, не надейся! – грубо, конечно, но как он мог так корыстно себя вести, когда только что скончалась его родная мать?!..
Его покоробило.
– На тебя? И когда ж ты это успела?
– Не я, а бабушка. К тому же свою долю ты уже получил. И протранжирил.
– Не думал, что ты такая прохиндейка! – он презрительно посмотрел на меня. – Но я этого так не оставлю, не надейся! В суд подам!
– Чего-чего ты сделаешь, милый братец? – из коридора раздался злой голос со скрежещущими металлическими нотками, и в комнату вошла одетая в серебристую норковую шубку Ксения. – А ну, повтори!
Несмотря на двадцать лет разницы, папаша сестру боялся до нервной дрожи. Вот и сейчас, попятившись, пробормотал:
– Ничего, ничего, это я так! – и потянул за собой свою бабенку в коридор.
Но перед дверью та решила поерепениться, не зная, с кем имеет дело.
– Ты мне обещал, что мы с тобой будем жить здесь!
Ксения мгновенно закусила удила.
– Что? Здесь? А по какому праву?
– Это квартира моего мужа! – бабенка задрала нос, еще не зная, что ей его сейчас прижмут.
– Во-первых, не мужа, а сожителя! Это, гражданка, разные вещи. Во-вторых, эта квартира принадлежит моей племяннице и никакого отношения ни к вашему сожителю, ни, тем более, к вам, не имеет! И вообще, убирайтесь-ка отсюда поскорее, пока я не вызвала полицию! – Ксения уперла руки в бока, грозно наступая на потрепанную жизнью парочку.
Папашка отступил, ухватив спутницу за рукав. Но той бегство не понравилось. Скопировав позу Ксении, она заявила:
– Так пусть она квартиру продает и нашу часть нам выделяет, не то мы на нее в суд подадим!
Ксения моментально согласилась:
– Всенепременно подавайте! Просто в обязательном порядке! И судебные издержки оплатите! Я смотрю, у вас денег куры не клюют!
Обошла их, открыла дверь и стремительным толчком выставила братца за порог. Потом ловким пинком отправила туда же и ошарашенную быстротой ее действий бабенку. Закрыв дверь, повернулась ко мне и, еще разгоряченная сражением, сердито спросила у меня:
– Ты зачем его позвала? Знаешь же, что от него никакого толку нет. Хорошо, что мне повезло, на улетающий самолет билеты были. Не то приехала бы только завтра.
Я промолчала. В голове стоял туман, сердце болело. Ксюша скинула шубку, стянула сапоги, обняла меня одной рукой и повела в комнату. Что было дальше, я помню очень плохо. Пелена слез, отчаянное горе и все. Увы, в подготовке похорон я Ксении ничем помочь не смогла.
Через два дня я сидела на диване в ожидании заказанного Ксенией автобуса, чтобы ехать сначала в зал прощания, где уже была бабушка, потом в церковь на отпевание, опустошенная, не в силах даже плакать.
Когда меня обняли теплые руки, сразу поняла, кто это, и прислонилась к нему. Олег Геннадьевич молчал, ласково гладя меня по волосам. Мне сразу стало легче. И я решила, что выйду за него замуж. Не в благодарность, а потому, что он меня понимает. А не это ли главное в семейных отношениях? И я тоже сделаю все, чтобы ему со мной было хорошо.
С синего неба медленно струился легкий снежок, будто плакал. После прощания небольшой гроб с голубой обивкой, отороченной белым прозрачным кружевом, несли Виталий и наши знакомые. Было очень тихо. Слезы текли у многих, но все сдерживались, помня, что бабушка не любила публичной демонстрации чувств.
После поминок Олег Геннадьевич нежно поцеловал меня на прощанье и уехал.
И тогда ко мне подошел Макс. Откуда он взялся? Я его не видела ни на похоронах, ни на поминках. Что-то говорил, я не разобрала, в ушах звенело, голова жутко болела. Потом взял мою сумочку, вынул телефон, зачем-то по нему позвонил, отдал обратно. Сжал ладонь, молча глядя в глаза, и ушел, когда
