Она переполошилась:
– И не думай даже! Лизонька ушла, если и ты уйдешь, я что делать-то буду? И так вчера до девяти вечера сидела, справку дурацкую сама писала! Нет, нет, и нет! Я категорически против! И не бойся, генеральный тебе досаждать больше не будет! Есть же у него совесть, в конце-то концов!
В существовании у мужчин совести я всегда сомневалась, но решила поверить на слово старшему, более опытному товарищу. Попрощалась, направилась в отдел. Там заявила Марье Ивановне с Любовью Николаевной, что у меня жутко разболелась голова, и я домой отпросилась.
Они покивали, соглашаясь.
– Иди, конечно! А то ты прямо поганка бледная, прозрачная вся. Такое чувство, что вот-вот с ног свалишься, – Любовь Николаевна всегда умела добрым словом приободрить болящих.
Кивнув на прощанье, забрала сумку и ушла. Выйдя на улицу, призадумалась. Куда теперь? Не домой однозначно. Мне там тоскливо до ужаса, хоть вой.
Падал легкий снежок, было тепло, всего минус семь, и даже без ветра. Решила пройтись, подумать, как жить дальше.
Тихо шла по заснеженным улицам, утишая боль внутри. Снежинки, падающие на лицо, кололи холодом и тут же таяли, оставляя на коже капельки воды. Со стороны можно было подумать, будто я плачу, но это было не так. Мне было жаль наших отношений с Олегом Геннадьевичем, видимо, я все-таки поверила в нашу совместную жизнь. Но теперь все рухнуло, оставив после себя недоумение и обиду.
Я вообще не понимала, для чего он говорил мне о любви, если я была так легко заменяема? Просто не понимала.
Зазвонил телефон в сумочке. Проверила, кто звонит. Олег Геннадьевич. Вот, как чувствовала! Интересно, для чего он звонит? Оправдаться? Не понимаю, чем можно подобное оправдать. Или нет, понимаю. Типа, если бы я переехала к нему, он был бы мне верен по гроб жизни. Неужели я права?
Ответила из чисто академического интереса:
– Слушаю вас внимательно, Олег Геннадьевич!
От моего официального тона он немного помолчал, потом сдавленно произнес:
– Прости, Катюша.
– За что? – я в самом деле не понимала, за что он извиняется. По сути, мы друг другу никто. Вот если бы он был моим мужем, тогда это было бы понятно, а так… Ну, подумаешь, пообщались немного.
– То, что ты увидела, – он с трудом подбирал слова, – это ничего не значит…
– Для кого? – невежливо прервала я его, требуя уточнения. – Для вас или для меня?
Он помедлил, почувствовав, что настроена я решительно.
– Это ничего не значит для меня, но очень много значит для тебя, – осторожность в нем просто зашкаливала. – Тебе больно, я понимаю. И, поверь, мне очень стыдно. Очень. Я не сдержался, и мне хочется себя просто убить. Я думал, что ничего для тебя не значу. И ошибся…
Последнее предложение прозвучало вопросительно, но соглашаться с ним я не собиралась. Такое не прощается. Во всяком случае, мной.
– Ну зачем же так сурово, Олег Геннадьевич, – мне почему-то стало смешно. Истерика, что ли? Или ситуация в самом деле препотешная? Никак не могла разобраться.
Он обеспокоенно попросил:
– Успокойся, Катя. Ты где? Давай поговорим спокойно.
– Не хочу, Олег Геннадьевич. Да и не могу я с вами разговаривать. Никак.
– Извини, Катя, но в том, что я сорвался, есть и доля твоей вины! – его голос стал на полтона ниже. – Если бы ты была со мной, мне никто бы не был нужен…
Ух ты, какой я чудный психолог! Не обманулась!
– Да, Олег Геннадьевич, не сомневаюсь в этом. Только вот на сколько времени бы хватило вашей верности, а? Год? Или для вас это слишком много? – я упрямо улыбалась сквозь не менее упрямо бегущие слезы. – И, знаете, я очень рада, что все произошло именно сейчас. Потому что я думала переехать к вам в эти выходные, сюрприз устроить. Вот было бы забавно, если б я притащилась к вам с чемоданами и встретилась с вашей очередной любовницей. Так уж извините меня, но больше разговаривать с вами я не буду! – И с надрывом вырвалось из груди: – И не звоните мне больше!
Послышался приглушенный полузадушенный вздох, но я отключила телефон. Общаться с бывшим поклонником у меня никакого желания не было. Разочарование – отвратительное чувство! Хотя в последнее время я только сплошной негатив и испытывала.
Убрала телефон в сумочку и огляделась. Забавно, но я оказалась у главной городской елки, неподалеку от дома Макса. И какого лешего меня сюда занесло? Что мне тут понадобилось? У него своя жизнь, у меня… нет у меня никакой жизни. Но это совершенно неважно. Или важно?
Тупо приговаривая «важно – неважно, неважно – важно…», дошла до скамейки, сгребла с нее снег и села, подвернув под себя пальто. Похоже, я все- таки в шоке, ведь я верила Олегу Геннадьевичу, верила! И даже на какое-то короткое время почувствовала себя любимой, и желанной, и защищенной. Зря. Это только мираж в пустыне, фата-моргана. И больше ничего. Пустота позади, пустота впереди.
Посмотрела на еще мигающую огоньками елку, вспомнила нашу последнюю встречу с Максом на этом же месте. И наш разговор припомнился, в котором
