Бортовой

– Слушай, ты случайно иезуитский коллегиум не заканчивал? Веке эдак в семнадцатом? Не мог я иначе поступить, понимаешь? Просто не мог. Никогда бы себе не простил, если бы сбежал и оставил их на верную смерть.

– Совесть, – кивнул Эрнест. – Это именно то, что делает нас людьми. Всех нас. Чтобы стать нелюдем, нужно всего лишь отказаться от неё. Такая мелочь по сравнению с богатством, властью…

– Ты тоже стоял перед выбором?

– Да. Я его сделал. Теперь по мере сил делаю всё, чтобы выбравшие другое не получили желаемого. Иначе – лужа кровавого дерьма. Снова. На тысячи лет.

– Хорошо сказал…

– Не без пафоса, согласен. Но разве я не прав?

– Нет, ты точно иезуит.

– И рядом не стоял.

– Кстати, что будет с этим… засранцем?

– А что с ним будет, с беспамятным? Лечение – разумеется, безуспешное. Потом новое имя, жизнь простого честного трудяги. И постоянное незаметное наблюдение, ведь на него могут попытаться выйти. Шанс небольшой, но и не нулевой.

– Экие вы прагматики… А с «Арго» что будет? С нашей роднёй?

– Вот за это не переживай, – Эрнест рассмеялся. – Летали и летать будем. Безопасность безопасностью, но открытия делать надо. Родные наши… С ними тоже всё будет в порядке. Собственно, они уже под прикрытием.

– Страшный ты человек, Ромашкин. Но почему-то я тебе верю.

– Взаимно, капитан Кошкин, взаимно.

Доверие.

Это так мало, и в то же время так много. Его можно заслужить годами дружбы и слить в один момент. Но как можно отречься от совести?

Чего я в этой жизни не понимаю из того, что понял Эрнест?

Ученье – свет, неучёных – тьма, верно сказано…

Тем не менее жизнь продолжается. Мы готовимся к новому полёту в неисследованный космос. Ещё один шажок в гору, подальше от лужи кровавого дерьма?

Надеюсь, что да.

Заповедник

– Ник, что там у тебя?

– Порядок. Можешь запускать.

Теоретически я мог бы вообще обходиться без экипажа, как сказали умники со станции, но на практике это нереально. Пилот – весьма узкая специализация, какие бы дисциплины мы ни проходили параллельно во время учёбы. Нельзя объять необъятное. Даже сейчас, когда нужные знания в меня можно просто загрузить, остаются… эээ… некоторые особенности. «Душа к этому лежит», как говорит отец. У нас в семье «душа лежит» к пилотированию, ещё с двадцатого века. Кто-то говорит – генетика. Может быть, и она. Но сейчас-то откуда у меня ДНК возьмутся? Казалось бы, все ограничения должны были исчезнуть вместе с телом, но нет. Какие были способности и недостатки, такие и остались, ничего не изменилось. Значит, ДНК тут ни при чём? Значит, наши склонности заложены не в молекулах, а в той тонкой субстанции, что именуется душой? И это возможно. Но тут пусть учёные мозги ломают, а я уж лучше буду рулить «Арго».

Я выпустил двенадцать серебристо блестевших зондов. Нужно подождать, пока они займут стационарные позиции над поверхностью этой занятной планеты, и только тогда давать команду на активацию. Тут и впрямь интересно. Начиная с того, что спутник вдвое больше Луны и вдвое ближе к планете, и заканчивая тем, что сюда нам высадка не светит. Условия близки к земным или чуланским, обе расы могли бы здесь спокойно жить. Но жизнь здесь уже есть, причём разумная. Классические гуманоиды без «изысков» вроде хвостов или дополнительных пар конечностей. Вот только цивилизация доиндустриальная, весь спектр от родоплеменного строя до своеобразного теократического феодализма. С такими контактировать запрещено – не доросли, мол. Исключения из этого правила можно пересчитать по пальцам одной руки, и делались они либо ради ценнейших, уникальных ископаемых, либо в безвыходных ситуациях, вроде катастроф звездолётов, когда на головы перепуганных аборигенов сыпались спасательные капсулы. В обоих случаях